Стив Мартин: Предисловие к моей автобиографии

Стив Мартин

Предисловие к моей автобиографии

Двенадцать лет назад мне был предоставлен неограниченный доступ к самому себе в целях написания автобиографии, и после этой дюжины лет исследований, интервью и личного ознакомления я осознал, что там никого нет. Я таким образом решился изобрести персонажа, который стал бы моим другом, глазами которого меня можно было бы рассмотреть, который бы представил мою личность на всеобщее обозрение посредством вымышленных встреч со мной. Этому олитературенному повествователю я дал имя "Строув Мортман", и упоминать отныне его буду как его/ее. Я пришел к выводу, что выгоднее иметь рассказчика мужского пола, когда речь идет о моей мускулатуре, моей деловой проницательности и моей хватке, а рассказчика женского пола -- при обсуждении моей физической внешности, моих соблазнительных взглядов и моей нежности. Я дал ему/ей такое имя, поскольку оно одновременно мужское и женское -- Строув МакКарти, ирландский тенор (1912-63), и Строув Бандолини, итальянская лесбийская поэтесса (1612-1725), -и фамилию "Мортман" из-за того, что она означает, если ее прочесть наоборот.

Я, естественно, хотел бы выглядеть как можно интереснее, поэтому несколько событий в этой книге также были придуманы. Мои футбольние достижения в старших классах средней школы в том виде, в котором приведены здесь, -- не совсем мои, а, скорее, комбинация случайных чисел, превышающих сто, разделенных такими словами, как "гол" и "на". Восхищенные комментарии болельщиков-поклонников с трибун по ходу сфабрикованного таким образом матча являются пастишем из комплиментов, высказывавшихся Папе Клименту VIII Галилеем в 1605 году. Описания моей сексуальной доблести -- размеры, снятые со статуи Давида работы Микеланджело и умноженные на 1,25.

Иные литературно обработанные воспоминания, приводимые здесь не для того, чтобы одурачить читателя, а исключительно для того, чтобы проиллюстрировать различные аспекты моего характера, включают в себя мое собственноручное асфальтирование двухмильного отрезка Бульвара Сансет, мой отказ от Нобелевской премии за мои разработки в области генной терапии и мое оплодотворение бесплодных домохозяек с молчаливого согласия их благодарных супругов.

Несмотря на то, что я уверен в наличии у меня детей, отыскать их я не смог -- как не смог отыскать и каких-либо свидетельств их существования вообще. Возможно, это результат психической игры, разыгрываемой со мною кем-либо, но я отчетливо помню, как был отцом невесты. К этому вопросу я обращусь в последующих томах.

Ради пущей драматизации действия определенные дискретные события были сжаты в одно, в осбенности это касается области остроумных реплик и удачных ответов. Зачастую -- на самом деле, всегда -- представляется, что моя ответная реплика произносится непосредственно в момент оскорбления. В некоторых случаях, однако, прежде, чем я открывал рот для ответа, могло пройти до трех лет, причем ответ этот являлся не моим собственным плодом остроумия, а продукцией команды высокооплачиваемых писателей-юмористов.

В целях поддержания повествовательного потока я также преувеличил свое участие в определенных видах благотворительной деятельности. Это призвано показать мою глубокую озабоченность нуждами тех, кому повезло меньше, чем мне, хотя озабоченность эта никогда не переводилась ни в какие иные действия. Тем не менее, я оказывал помощь лицам, выпадающим из поля зрения крупных благотворительных организаций, предлагая им советы, такие как "Найди себе работу" и "Все ваши болезни -- у вас в голове".

Интересно также отметить, что восемь лет, проведенные мною в Йейле, не попали в официальные документы этого учебного заведения, или, что еще хуже, таинственным образом были стерты из них чьей-то зловещей рукой. Документы эти неким образом оказались в Начальном Колледже Санта-Аны, Калифорния, с заниженным средним баллом успеваемости. К тому же, я с тревогой обнаружил, что выпускную фотографию моего класса кто-то редактировал, в результате чего я на ней стал походить на обсоса, который теоретически мог бы потерять девственность только в прискорбном возрасте 22 года.

Я получил бесплатный доступ к записям моего психиатра -- или, по крайней мере, к тем записям, которые он оставил на своем рабочем столе перед тем, как извиниться и на минутку "выскочить за кофеином". Записи эти демонстрировали интересное и глубокое понимание меня объективной и незаинтересованной стороной, которой я плачу. Цитирую некоторые из них: