Два письма, пришедшие в тот день, не были бессмысленными. Первое — от "Крим-шоу" — извещало, что съемки передачи со мною закончены и благодарим за участие. Прилагалась копия отказа от претензий, который я подписал: продюсеры освобождались от всякой ответственности, а я делался ответчиком в случае любых судебных разбирательств, связанных с моим появлением на экране. Вероятно, было не слишком умно с моей стороны это подписывать, но я хотел покрасоваться на телеэкране. Плюс мне казалось, что этого требует вежливость. В письме также сообщалось, что передача будет показана в течении нескольких недель с настоящего момента и, чтобы узнать точную дату и время показа, следите за местными программами передач.
Второе письмо, глоток свежего ветра — листок, исписанный бабушкиным почерком. Я всегда откладываю чтение ее писем, из тех же соображений, что напоследок приберегаешь серединку "Орео". Бабушка живет на своей пекановой плантации в Южном Техасе (отсюда и мое второе имя — Дэниэл Пекан Кембридж). Она единственный член нашего семейства, который понимает, что мое безумие неопасно, а на работе я не могу удержаться не из лени. Певучие фразы этого письма, клянусь, бодрили меня, как тоник: "Жизнь — колючий куст, да на нем розы растут; всем сердцем мы, здесь в Техасе, желаем тебе добра; шлю тебе в этом письме бесчисленные поцелуи". И тут из конверта выскользнул чек на две тысячи пятьсот долларов. Ирония судьбы в том, что единственный человек, от которого я получаю деньги, — это единственный человек, которому я хотел бы вернуть все чеки со словами: только радость должны мы дарить друг другу. Мне было трудно написать ответ. Но я написал, поскупившись на слова любви, потому что мне они плохо даются. Я надеялся: само то, что это письмо побывало у меня в руках, его бумага, то, что оно претерпит по дороге через пять штатов, откроет ей мое сердце. Не могу объяснить, почему мне так просто рассказать вам, но ней ей, до чего помогает она мне на моем пути, что письма ее — это всё, что есть настоящего в моей жизни, и, прикасаясь к ним, я соединяюсь с миром. Если б только "Теппертоновские пироги" устроили конкурс сочинений "Самая любимая бабушка", я бы принял в нем участие, и мой пыл обеспечил бы мне легкую победу. Я бы переправил бабушке теппертоновский корпоративный журнал, где мое сочинение было бы напечатано, и она смогла бы его прочесть, зная, что оно — ода в ее честь.
Неделя состояла из взлётов и падений. Был триумф моей пробежки с Брайеном, и была неудача моего выступления перед Элизабет. Был восторг бабушкиного письма. Но вслед за ним — напоминание о моем иждивенческом статусе, когда из конверта на кухонный стол выпал чек. Однако в целом в моем положении наметились сдвиги к лучшему, и я подумал, что это подходящая неделя, чтобы отыскать сокровенный северо-западный проход к Торговому центру на Третьей улице.
Торговый центр на Третьей улице находился в самом сердце Санта-Моники, в пешеходной зоне, и там уйма полезных лавочек, товары в которых как блещут дешевизной, так и потрясают вздутыми ценами. А кроме того, имеется супермаркет "Павильон". Ограниченный выбор съестного в "Верном Средстве" давно причинял мне страдания, поскольку аптека — единственное место, куда я сумел проторить удобный маршрут. Если я умудрюсь добраться до "Павильона" — ну, это будет подобно переезду из Ирака на Гавайи. От безвкусных консервов и сухофруктов — прямиком в Райский сад. И — кофе. Боже. "Кофейное зерно", "Старбакс"! Возможно, я не похож на человека, который, сидя на веранде кафе, потягивает латтэ, а вот же. Почему? Да потому что не требуется никаких движений. Знай, сиди себе. Сиди да прихлебывай. Не представляю невроза, при котором человек не мог бы донести до рта руку с кофейной чашкой, хотя дай мне время — я сумел бы дойти и до такого. Еще мне нравится произносить слово "ява". То есть произносить его с намерением "яву" получить, а не издать приятный звук в стенах собственной квартиры.
Я уже пытался достичь "Павильона" и терпел неудачи, и я знаю почему: трусость и недостаток воли. На этот раз я решил проявить решимость, невзирая на неминуемые трудности. Мои прежние вылазки не позволяли мне пренебречь требованиями совершенства. Маршрут должен быть абсолютно логичен: никаких двойных возвращений, никаких восьмерок — и выездные дорожки должны быть строго друг против друга. Но если я настрою свои мысли на исследовательский лад — да, будут прорывы, да, будут и разочарования, — возможно, я смогу постепенно отыскать верную тропу.
Читать дальше