Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня

Рядом стояла старуха — древняя, как стены Рима. Палка снова взлетела и снова опустилась. Бум. Бум. Словно из германца выколачивали пыль.

А гем даже не думал защищаться. Странно. Пальцы убрались из нее, рыжая вздохнула.

Гем заморгал — беспомощно.

Старуха закричала на него:

— Пошел прочь, дурак! Думкопф! Отойди от нее! Она с требухой! Не видишь, что ли?! Дубина!

Звероподобный, огромный гем послушно поднялся. Отошел, как побитая собака. Даже взгляд похож. Интересно.

— Вставай, девочка, — сказала старуха по-германски. — Успеешь еще належаться.

Руфина послушно поднялась. Старуха — древняя, седые растрепанные волосы, кожа словно буковая кора — оглядела ее, хмыкнула.

— Надень ей веревку, — приказала она германцу. — И перестань пялиться, бесстыдник.

— Да, великая мать, конечно, великая мать, — забормотал великан. Опустил глаза. Казалось, крошечная старуха имеет над ним чудовищную власть.

Власть?

Рыжая улыбнулась.

Старуха внимательно посмотрела на нее… и вдруг кивнула. Одобрительно.

Начинается дождь. И идет, не переставая, несколько часов. Дорога раскисла, тетивы луков отсырели, доспехи стали тяжелее раза в два.

Холодно.

Легионы просят огня, думаю я.

Прометей, похитивший огонь, чтобы сделать людей людьми…

Где ты, человеколюбивый титан? Легионам нужен огонь!

Нам бы согреться. Хотя бы чуть-чуть.

Пар дыхания поднимается в остывшем, влажном после дождя воздухе. Что ж… хотя бы такое напоминание, что мы еще живы.

— Обоз, — начал легионер и замолчал. Говорить тут не о чем.

— Да, — кивнул Марк. Вспоминать об этом не стоило. Что сделали разъяренные варвары, "фери", с женщинами и детьми легионеров…

Лучше бы нам не знать. Не видеть.

И не думать. Не думать, солдат.

Марк закрыл глаза. Влага оседала на разгоряченной после скачки коже. Марк провел рукой — лоб был чудовищно холодным, словно кусок льда. Декурион вздохнул. Странно, что я могу сейчас об этом думать. Мне бы не думать совсем, а упасть и вырубиться. Года на два. Точно. Или лучше на три.

— Есть что пожевать? — спросил Марк.

Ему передали зачерствевший кусок лепешки. И полоску сушеного мяса.

От голода он чуть не потерял сознание.

— Спасибо, — он вонзил зубы, оторвал кусок, начал жевать. Рот наполнился слюной. Жуй, жуй, велел он себе. Проглотить всегда успеешь.

В животе заныло. Марк остановился, пережидая внезапную боль.

Потом снова стал жевать.

Я вижу: Квинтилий Вар ранен. Смертельная бледность покрывает его лицо. Главный легионный хирург перебинтовывает бедро пропретора, рядом — его помощник, тоже хирург, накладывает повязку на оцарапанное веткой лицо префекта лагеря Цейония.

Похоже, в этот раз война коснулась и тех, кто на самом верху.

— Нам нужно решить, что делать дальше, — говорю я.

Цейоний улыбается. Жаль, что ветка не выцарапала его бородавку. Без нее лицо префекта было бы чуть менее омерзительным.

— Послушаем этого, несомненно, очень опытного воина! — говорит он.

Я кладу ладонь на рукоять гладия. Один удар — и участь бородавки будет решена безвозвратно.

Улыбка Цейония тускнеет.

Вар поворачивается ко мне:

— Что же ты молчишь, Гай Деметрий Целест?

Резкость Вара объяснима. У него руки трясутся так, что даже лицо подергивается.

— Что с обозом? — говорю я.

— Обоза больше нет. Девятнадцатый легион почти полностью уничтожен, легат. Его орел потерян.

— Но…

— Германцы его захватили.

Потеря орла — наивысший позор для легиона. Это означает, что легиона больше не будет. Никогда. Значит, уцелевшие солдаты Девятнадцатого уже могут считать себя мертвецами. В лучшем случае их вольют в другие легионы.

— Гай, — говорит Квинтилий Вар, — я принял решение. Оно мое и только мое. Я не могу предстать перед Августом с вестью о позорном поражении… я не вынесу…

— Что вы задумали, пропретор?

Молчание. Тяжелая густая тишина. Понятно.

Квинтилий Вар поднимает голову. Он сегодня небрит, черты лица заострились.

— Для настоящего римлянина может быть только один выход…

— Сражаться до конца? — говорю я с издевкой. — Понимаю, пропретор, и полностью вас поддерживаю.

— Деметрий Целест, хватит шуток, пожалуйста!

Я молчу.

Вар подразумевает, что в его случае броситься на меч — путь, достойный настоящего римлянина.

— Вы собираетесь покончить с жизнью? Отличный способ вдохновить свои войска, пропретор! Даже странно, что Юлий Цезарь и Сципион Африканский так редко им пользовались…