Алла Борисова-Линецкая - Дневник горожанки. Петербург в отражениях

Родственники тех больных, которые лежат дома, вынуждены каждые три дня ходить за новым рецептом, а если лекарство вдруг пропадает из аптеки — все вызывать и вызывать неотложку (80 % всех вызовов в городе — к онкологическим больным.)

Или вдруг новая проблема — милиция требует ужесточить охрану наркотических средств в самом хосписе, вбить столбы, установить решетки (а ведь здание старое, стены могут и не выдержать). Причем все преследуют свои интересы, и та же представители милиции требуют заказать решетки в определенной фирме за определенные деньги. О благотворительности речь не идет.

…Моя знакомая, та самая, что страдала от страшных болей у себя дома, — могла бы спокойно и даже счастливо прожить эти последние месяцы. Для этого нужно было так немного — доверять ей и ее близким. Поддерживать ее наркотиками и, может быть, вместе с родными ухаживать за ней в хосписе. Но с доверием у нас по-прежнему плохо, а хосписа в этом районе не было (их до сих пор нет в 9 районах города).

На самом деле трудно сегодня представить себе иную, более гуманную систему помощи смертельно больному человеку, чем сеть хосписов.

В хосписе человеку легче уже только потому, что конца здесь не ждут и не боятся. Родные тоже успокаиваются — им помогают и их поддерживают. Как правило, бедность среднего класса и обнищание тех, кто никогда не был состоятелен, не позволяет «вытянуть» уход за больным чисто экономически. Так что альтернативы пока нет. И это нужно понять.

Я спросила Андрея Владимировича Гнездилова, что самое главное в жизни человека, знающего о своей скорой смерти. И услышала:

«Прощение. Люди часто испытывают чувство вины в конце жизни, потому что их ценности меняются…»

Может быть, попробовать взглянуть на жизнь их глазами и заслужить прощение прямо сейчас?

1997

Фото Павла Маркина

Печальное место — колония для несовершеннолетних. Окружающий пейзаж на окраине Колпино напоминает кадр из фильма «Солярис». Заросшие пустыри, железнодорожная колея. Длинный глухой забор, ряды колючей проволоки. Замки шести дверей щелкают, когда мы проходим внутрь. Унылые строения непередаваемого цвета. Заросшее пожухлой травой футбольное поле, по которому бродит одинокая кошка. Ей здесь явно вольготней, чем людям. Ни одного дерева или цветка. Только желтые бревна на лесопилке оживляют пейзаж.

Раньше несовершеннолетние заключенные тут делали гробы, на которых всегда есть спрос, и руководство колонии стесняется вспоминать о тех не столь отдаленных временах. Теперь новые песни придумала жизнь. Вернее старые песни на новый лад. В колонии и комитете по молодежной политике вспомнили о Макаренко — все-таки его подопечные занимались чем-то созидательным и даже деньги за это получали. Вот и в Колпино спустя 80 лет открыли цех по производству развивающих игр, оборудовали его всевозможными роскошными вещами — теннисными столами, кафе, телевизором, сверкающим туалетом — одели детей в белые халаты и дали им в руки ножницы. Все за счет города и предприятия. Красиво. Хоть и небезопасно — на 100 детей с ножницами два охранника. Может, об опасности и не стоило бы вспоминать (руководству виднее), но вот, например, в начале этого года кое-кто из колонии бежал. Об этом никто говорить не хочет, лаконично обрезая разговор: «Всех нашли».

Но сейчас они работают с видимым удовольствием. Клеят кубики для конструкторов, стараются, чтобы было без пятен. В месяц пока получат рублей 500. Но и это деньги, все-таки можно прикупить себе в ларьке пачку чая и сахару по цене почему-то выше обычной.

Конечно, хочется узнать, что кроется за фасадом. Конечно, никто не скажет и не покажет, хотя и дети и взрослые порою проговариваются по Фрейду. И если внимательно слушать многое можно узнать.

16-18-летние парни четко формулируют статьи, по которым сидят. Как правило, это — разбой, угон. Один кратко сказал «убийство». Сидеть ему еще долго и в глазах есть что-то такое… фатально-неизбежное. Другой, наоборот, весел и общителен. Через пару месяцев его выпустят досрочно. «Я научился ценить некоторые вещи», — заученно говорит он, а глаза — хитрые. «Что именно?». «Волю».

Сумеют ли они удержаться на воле — вот вопрос. Потому что иерархия, весь строй, порядок их жизни здесь нормальную жизнь ничем не напоминает. Это порядок зоны, тюрьмы. Тот же лексикон, тот же «Закон». Взрослые кстати этого не скрывают. Начальник колонии, рапортуя о достижениях (а они, конечно, есть — вот новый цех, например) говорит о том, что алкоголя и наркотиков в колонии не достать, потому что «они сами так решили. У них тут такой Закон. Они не допустят». Удобно, когда порядок устанавливают сами ребята, а взрослым только и остается, что расхаживать и давать ценные указания.