Поскольку я находился один на один со своими мыслями, мне в голову начали лезть всякие грустные думы. Я вспомнил, что не смог поступить в знаменитый МФТИ, сдав отлично математику и физику, но с треском провалив сочинение (в те времена в вузах был один обязательный экзамен все зависимости от факультета — сочинение). До сих пор недолюбливаю «Сказки» Салтыкова-Щедрина, которые я не смог раскрыть в сочинении, получив позорный «трояк».
Родители были довольны, что я, чтобы не терять времени в армии, поступил в военное училище. Они сами сводили концы с концами в это лихое и смутное время, когда «птица-тройка» Русь перестала обгонять другие страны, а, растеряв коней и оглобли, управляемая вечно пьяным, понимаешь, возницей, устремилась по колдобинам и канавам в светлое рыночно-демократическое будущее. Родители радовались, что в училище меня хотя бы три раза в день кормили. И за крышу над головой не надо было платить. А я так не хотел быть военным!
Почему-то вспомнилась бабушка, которая сейчас далеко-далеко, сидит у окошка и ждёт писем от внука. А внучек-первенец (чуть не всхлипнул я), которому так радовались и восхищались первыми шагами и первым прорезавшимся зубиком, сидит в тюряге! В камере за решёткой, и его охраняет бдительный часовой с автоматом. Незаметно для себя я заснул.
Меня разбудил грохот двери. В камеру ввалилась дружная ватага курсантов, таких же разгильдяев, как я. Это вернулись с дневных работ заключённые.
— О, ещё один! — обрадовался Слон, здоровенный третьекурсник с нашего факультета. — Здорово, разгильдяй!
Я жму руки всем по очереди. Среди заключённых (около десятка разнокалиберных курсантов) я замечаю ещё одного знакомого — второкурсника Руслана с первого факультета. Мы с ним в прошлом году лежали в лазарете, в чесоточном изоляторе. В конце прошлого года в училище вспыхнула эпидемия чесотки. Помню, как я, ощутив первые признаки столь неблагородной болезни, пошёл отпрашиваться в лазарет к начальнику курса. Циничный Кожевников тогда заявил: «Меньше нужно по всяким подворотням лазать, товарищ курсант!»
— Сигареты есть? — интересуется Слон.
— Есть. — Перед посадкой я заныкал во внутреннем потайном кармане пачку «Бонда». По договорённости писарь не обыскивает курсантов, поэтому у меня получилось пронести в камеру запрещённое удовольствие. По Уставу курить на гауптвахте строжайше воспрещается. Попробуй-ка курильщик, выживи семь суток без курева!
— Чего нары-то не опустил? — спрашивает Ваня, второкурсник со второго факультета.
Нары в камере опускаются из коридора. Часовой поворачивает ручку, штырь выскакивает из проушин, и нары опускаются. Но у опытных курсантов есть маленький секрет. По утрам, когда во всех камерах нары поднимаются и запираются часовым, вместо того, чтобы дать штырю пролезть в проушины, нары поднимают не до конца и привязывают к штырю заранее подготовленными верёвочками. После такой нехитрой операции нары становятся «независимыми» от часового: в любой момент можно их опустить.
Слон предупреждает часового, чтобы тот стукнул прикладом, если появится кто из начальства (нары днём опускать строго-настрого запрещено). Мы опускаем нары, рассаживаемся на них в кружок. Слон достаёт откуда-то засаленные карты, и мы до смены караула весело режемся в «дурака».
В начале седьмого на гауптвахте началась весёлая процедура смены караула. Заступал третий курс второго факультета нашего училища. Опытные «губманы» говорят, что лучше всего сидится со старшекурсниками — спокойствие, тишина, выводные почти не заходят в помещение. Хуже всего с первым курсом — много лишней суеты, криков, истеричных команд. Третий курс — ни то, ни сё.
При смене караула обязательной процедурой является проверка, шмон. Заключённые покамерно выбегают (на гауптвахте заключённые передвигаются только бегом) в коридор по «форме одежды номер ноль», то есть абсолютно голыми, держа в руках своё барахло. Двое выводных под бдительным взглядом начальника караула шмонают одежду заключённых, двое других в это время обшаривают камеру. В основном ищут запрещённое курево, которое заключённые прячут в самые потайные места: в ворот «афганки», в складки штанов, под штукатурку на стене. Рыться в несвежем белье заключённых чистоплотным выводным не хочется, поэтому они брезгливо ковыряют одежду осматриваемого шомполами. По правилам выводные, в отличие от часовых, безоружны. Единственное оружие у них — шомпола от автоматов. Задача выводных — прямая работа с заключёнными: вывод на приём пищи, в туалет, в умывальник, на работы. Я сам пару раз заступал в наряд выводным. А теперь будут выводить меня.
Читать дальше