Алексей Каплер - Полосатый рейс (сборник)

— А кто же это?

— Наша одна билетерша… она как–то была у вас… Сорокина Клавдия.

Сажин взял бутылку, прочел приклеенную к ней бумажку. «Грудной отвар» — было написано неровными буквами.

Берег, по которому шел Сажин, был безлюден. На песок пляжа набегали, грохоча, волны. Облака то открывали на миг солнце, то собирались в грозные тучи. Сажин достал из кармана тетрадь, карандаш, записал что–то, пошел дальше. Обойдя выступ скалы, он увидел вдали у самой воды странную фигуру. По набегающим волнам прыгала какая–то девчонка, мокрая юбка облепила ноги, распущенные волосы развевались по ветру.

Вот сильная, высокая волна повалила, накрыла ее, но она, вскочив на ноги, снова принялась бегать, взмахивая руками. Сажин неторопливо шел вперед. Добежав до утеса, девчонка повернула в обратную сторону и теперь неслась навстречу Сажину, все так же подпрыгивая, танцуя в набегающих волнах и, видимо, что–то радостно выкрикивая.

Сажин вдруг остановился, всматриваясь в бегущую, — она была уже совсем близко, эта девчонка… Эта «девчонка» была Клавдия — та самая не очень уже молодая женщина, та самая Клавдия Сорокина. Она тоже остановилась — ноги в воде — и смотрела на Сажина.

— Я это, я, честное слово, я, — засмеялась она и подошла к Сажину, — не верится?

— Да… Признаюсь… — бормотал он, — удивили.

— Это очень здорово, что я вас встретила.

— И я рад. Так неожиданно…

— Вот так денечек у меня… — сказала Клавдия.

— А дети? — спросил Сажин.

— Бабка присмотрит, у которой живем…

— Спасибо за грудной отвар.

— Это тоже та бабка…

Они шли по берегу. Клавдия то и дело отбрасывала назад мокрые волосы.

— А я думал, какая–то девчонка ненормальная прыгает… — сказал Сажин.

— Какие глупости говорят люди. — Клавдия взяла Сажина под руку. — Можно? Говорят, надо пуд соли съесть, чтобы узнать человека… а я вас сразу, в минуту узнала — какой вы…

— Вот и обманетесь.

— Никогда… Странно… кажется, несчастнее меня нет человека на свете, а мне вас жалко… так жалко… сама не знаю почему… вы не слушайте — болтаю что попало…

Они подошли к рыбацкому артельному домику с лебедкой у берега и перевернутыми — килем кверху — шаландами. Клавдия заглянула в дверь.

— Никого! — Она вошла в дом и оттуда крикнула: — Входите, здесь так хорошо…

Сажин вошел и остановился. Клавдия смотрела на него, он на нее. Так длилось несколько мгновений. Потом оба молча бросились друг к другу.

На кругу, на трамвайной петле, где кончался маршрут шестнадцатого номера, уже зажглись фонари. Клавдия прощалась с Сажиным.

— Нет, нет, — говорила она, — здесь мы расстанемся, и все, все. Это только один такой сумасшедший был денек. У меня своя жизнь, у вас своя. Никому навязывать свою ношу не хочу.

— Но так же нельзя, не можем мы так разойтись…

— Только так, мой дорогой, только так… Твой трамвай отходит…

Вагоновожатый нажал педаль, зазвонил. Клавдия бросилась к Сажину, поцеловала и оттолкнула:

— Беги!

И он вспрыгнул на подножку отходившего вагона.

Всякий, кто привык к несколько чопорной фигуре Сажина, был бы поражен, увидев его в этот вечер.

Он шел подпрыгивающей походкой и, когда попадался камешек, гнал его перед собой — зафутболивал далеко вперед, а подбежав, снова футболил дальше.

Редкие прохожие оглядывались на взрослого чудака, который вел себя как мальчишка.

Войдя во двор своего дома, Сажин увидел при свете фонаря подвыпившего Юрченко — снова в той же задумчиво–восхищенной позиции перед статуей у фонтана.

— Сосед, а сосед… — окликнул он проходившего Сажина, — угадай, пожалуйста, какой у этой бабы имеется крупный недостаток?

— Каменная, — улыбнулся Сажин.

— Правильно! Браво, бис! — в восторге заорал Юрченко. — Каменная, сволочь… — И зашептал заговорщицки: — До тебя зайдет взавтре моя бабенка — между прочим, совсем не каменная… — заржал он, — ша, шутю… так зайдет, скажет, что от Юрченки, — ты ей сделай там… за мной не пропадет…

— Спать, спать, проспаться вам надо, — не слушая его, сказал Сажин и пошел к дому.

Навстречу ему из подъезда вышла Веркина мать — Лизавета. Она была в бархатном манто с лисьим воротником. На голове тюрбан с пером.

— А… бывший зятек… прывет, прывет… Как поживает ваше ничего? Я, между прочим, на вас зла не держу. Очень даже великолепно, что вы Верку погнали… а то бы не было у меня теперь порядочного (подчеркнула она это слово) зятя… Между прочим, мы уезжаем в Парыж… Адью же ву при!!!