Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах

— А позже никак нельзя? — отец Игорь хотел уйти к гостям, но та его удержала:

— Никак! Только сейчас!

— И что же за дела такие неотложные?

— Иду я утром ранехонько мимо часовенки, аккурат в центр, на базарчик. Ну, иду себе, иду, иду…

— Ну, бабушка, иди, я тоже пошел…

Но та не пустила его и таинственным голосом продолжила:

— Так вот, иду мимо часовенки и вижу вдруг троих светлых мужей: стоят на коленочках, молятся, молятся…

— Бабушка, а у вас вечером ничего такого на ужин не было? — улыбнулся отец Игорь.

— Да что вы, отец! Ни капли! Ни себе, ни другим. После той страшной истории я ни-ни! А мужей тех дивных я видела так же явственно, как всех, кто сейчас рядом. Стоят они так красиво и молятся так славно, таким ангельским пением…

Отец Игорь ничего не сказал, он задумался над словами прихожанки. А та поманила его к себе еще ближе и на самое ухо прошептала:

— Я ведь, батюшка, узнала их. Не сразу, но узнала. Больно уж лица мне показались знакомы…

— Лики святых, что на иконах?

Орестиха отрицательно мотнула головой.

— Кто-то из книжек, из житий? — еще больше недоумевал отец Игорь, чувствуя, что произошло действительно нечто чудесное.

— Так кто же, коль узнала? Говори, не тяни, меня гости ждут.

Вместо ответа баба Орестиха достала изпод куртки смятый листочек и протянула отцу Игорю. Тот развернул — и сразу узнал на фото своих похитителей, над которыми красовалась классическая надпись: «Их разыскивает милиция! Бежали особо опасные преступники!»

— Что за чудеса такие? Сначала их разыскивали всюду, потом нашли, похоронили, а они…

Орестиха многозначительно глянула куда-то вверх. Отец Игорь улыбнулся и тоже возвел очи к небу, благодаря Господа за все Его милости. Может, и не совсем хорошо, что после всего происшедшего он перестал чему-либо сильно удивляться. А с другой стороны, коль твердо веришь и сам испытал, что у Бога нашего нет ничего невозможного, то чему удивляться?..

Молится схимник

Мантия черная,

Келия, Свечи,

Четки послушные,

Пасмурный вечер.

Книга старинная

С буквами красными,

Доски иконные

С ликами ясными.

Молится схимник

— В крестах облачение,

Светит окошечко

В сумрак вечерний…

А за вратами

Обители тихой

Мечется жизнь

Неуемными вихрями:

Носятся лихо

Машины заморские

— Яркие, Сильные,

Дерзкие, Броские.

Едут в них люди

Счастливые,

Стройные,

Сытою жизнью

Своею довольные.

Едут навстречу

Огням ресторанов,

Аэропортам

В далекие страны,

Едут навстречу

Бокалам хрустальным,

Винам игристым

И картам игральным,

Смеху и шуму,

Застольям, веселью…

Молится схимник

В маленькой келии,

Пахнущей ладаном,

Книгой старинною,

Свечкой восковою,

Ветхою схимою,

Вязкою высохших

Трав прошлогодних,

Мягкой просфорою,

Чаем холодным.

Четки неслышно

Скользят по ладоням:

Молится схимник

Молитвой безмолвной

Молится с верою,

Сердцем пылающим,

Молится страстно,

Стучась и взывающее

К Богу за мир наш

Глухой

И порочный…

А за покровом

Молитвенной ночи

В это же время

Далеко иль близко

Слышатся крики

И пьяные визги,

Рев электроники

Грохот и стоны…

Вот опустился

В глубоком поклоне

Старец согбенный —

И к ликам глаза:

Сколько могли бы

Они рассказать!

Молится схимник —

В крестах облачение —

За поколение наше Увечное:

За обездоленных,

За недоучек,

За разжиревших

От жизни кипучей,

Преуспевающих

В бизнесе грязном

И за живущих

В безделии праздном;

За очумевших

От порно и видео,

За наркоманов,

Наемников-киллеров,

За продающих себя

За валюту,

Жизнь проживающих

Черной минутой, —

За поколение,

Ставше уродом,

За позабывших,

Откуда мы родом…

Мантия черная,

Келия,

Свечи,

Книга старинная,

Пасмурный вечер.

Смотрит луна

Из-за тучи уныло.

— Господи,

— молится схимник, —

Помилуй…

Пусть кто-то

В эту минуту

Танцует,

Пляшет,

Смеется,

Кого-то ревнует,

Важно сидит за рулем

Иномарки,

Дарит улыбки,

Цветы И подарки,

Пахнет парфюмом,

Вином

И сигарой —

Где-то есть схимник

Согбенный

И старый:

Четки в ладонях,

Взор на иконы

И со слезами

Поклоны,

Поклоны…

— Господи,

— старец взывает, —

Помилуй!..

Ты еще молишься,

Русь моя милая…