Александр Торин - Экстрасенс

Тем временем за окнами автобуса проплыли новостройки Юго-Запада, светящиеся огоньками окон, и за окном стало темно. Автобус подкатил к воротам, которые как по мановению волшебной палочки отворились, и въехал прямо на летное поле, остановившись у серебряного самолета. Откуда ни возьмись появились солдатики в зеленоватых тулупах и серых шапках, в мгновение ока подхватили деревянные ящики с аппаратурой и, словно играючи, занесли их в самолет.

– Здравствуйте, товарищи, – в проходе появился таинственного вида гражданин с одутловатыми мешками под глазами, в добротном шерстяном сером пальто и в каракулевой шапке. – Меня попросили дать Вам подробную инструкцию по Вашей дальнейшей программе. Михаил Андреевич звонил, интересовался и просил меня передать Вам привет и пожелания удачи. Он сам лично позвонить не мог, уехал в Болгарию на совещание руководителей братских коммунистических партий. В самолете Вас покормят, по приезду в Ленинград оборудование разгрузят и отвезут вас в отдельный дом, где вас будет ждать ужин и отдых. Завтра в восемь утра вас накормят завтраком и отвезут на объект. Ни о чем не волнуйтесь, если будут просьбы или пожелания, обращайтесь ко мне.

Алик, да и Сергей Васильевич, не говоря уже об аспиранте, слегка обалдели от такого приема. А когда в проходе самолета появилась румяная, будто бы с пылу с жару бабенка в крахмальном фартуке и с не менее накрахмаленным кокошником, и разнесла запотевшую водку в хрустальном графинчике, горячие пирожки с грибами и ароматно пахнущие горшочки с чем-то шипящим, Алик вдруг кашлянул и, прожевав пирожок, торопливо сказал: «А черт его знает, может быть в этом что-то и есть…».

На родине революции давно уже перевелись революционные матросы с ленточками в черных брюках клеш, стучавшие своими грубыми ботинками по каменным мостовым. Потерянный, пустой стоял Смольный, неясные духи да тени революционных масс и их руководителей, среди которых изредка мелькал случайный призрак благородной девицы, только того и осталось. Да серая Нева все так же торжественно катила свои воды мимо каменных набережных и мостов.Мрачноватые и помятые граждане великого города сновали по улицам с авоськами в поисках продовольствия, впрочем к этому времени и сновать они даже перестали, только последние и самые неуемные из них возвращались домой в громыхающих освещенных тусклым светом трамваях, устало глядя в окно на привычные городские очертания, и думая о таком же как и сегодняшний, сером и скучном завтрашнем дне.

Мимо этих уставших людей катил автобус, забитый ящиками с приборами, в котором сидели слегка захмелевшие представители Академии Наук. Алик пить вообще почти не умел, да и не любил, ему достаточно было рюмки, чтобы лицо его раскраснелось. Аспирант Саша, хотя выпить и любил, был настолько выбит из колеи происходящими событиями, что забился на заднее сидение и слегка затравленным взглядом ловил скрывающиеся в темноте очертания города, изредка прислушиваясь к разговору начальников. Директору же выпитая доза была как слону дробинка и, честно говоря, хотелось добавить.

– И вот, – рассказывал он недавно услышанную историю, – лежит он в реанимации, врачи констатировали клиническую смерть, в зрачках реакции никакой… – Речь шла о совершенно скандальном случае, который произошел в Киеве несколько лет назад с крупным ученым, основателем знаменитого Киевского института. – Тут приходит какая-то деревенская бабка, типа тех, которые снадобья изготовляют, и говорит, дайте мне над ним, родименьким, поколдовать, руками поводить. Ну, врачи морщатся, но родные просят, чем черт не шутит, в такой ситуации мозги отказывают. И что ты думаешь? Через десять минут он открывает глаза, приподнимается на кровати и в полном сознании расспрашивает о том, как дела в Институте, разговаривает с родными. И в сознании находился еще почти сутки. Врачи с ума посходили, у него уже рефлексов никаких не осталось.

– Сережа, послушай, ведь ты же ученый с мировым именем, но как такое может быть? – А хрен его знает, может поля какие-то. – Поля? Ну хорошо, какие? Электромагинтные? Радиоволны, что-ли? Погоди, погоди, руки-то у нее теплые, как у всех, может быть инфракрасное излучение, как грелка или горчичник. Электричество, статика например. Кожа у человека сухая, помнишь, как по синтетическому ковру пройдешься, тебя потом дергает. Конечно, электростатика. Может быть у человека есть какие-то особые рецепторы или механизмы чувствительности к слабым полям? Вот птицы прекрасно ориентируются по магнитному полю Земли, и рыбы тоже. Так, дай подумать. Что еще? Химия, может быть выделения какие-то, даже запах. Акустика, инфразвук. А ты знаешь, это мне уже не кажется таким уж бредом. Просто у человека может быть какая-то чувствительная система, о которой медицина не подозревает. Занимаются же китайцы иглоукалыванием, акупунктурой. Подожди, а магнитные поля? Ведь и сердце, и мозг и мышцы, в конце концов, по ним пробегают электрические импульсы. А где электрическое поле, там и магнитное. – Вот, вот Алик, видишь, ты и загенерировал. Послушай, чего бы там за этим не стояло, момент удачный. – Сергей Васильевич подозрительно оглянулся на Сашу, поджавшего под себя ноги и глядевшего в окно на проплывающие мимо огоньки. – Это до ЦК дошло, их там всех какая-то баба на ноги поставила. Можно под это дело лабораторию создать, финансирование дают, помещение выделяют. Будет полной глупостью от такого отказаться. Послушай, а что если мы тебя заведующим этой лабораторией поставим? Я через дирекцию протолкну. А то что, так и будешь научным сотрудником до пенсии в подвале болтаться со своими приборчиками?