Больше нет правил. Великий эксперимент был лишь однажды, а сейчас вам уже больше двадцати лет, и строгости подростковых игр больше не сдерживают вас; и вы погружаетесь в секс друг с другом на долгие тридцать четыре дня до твоего отъезда в Париж. Твоя сестра принимает противозачаточные мази, презервативы — у тебя, и вы оба уверены в своих намерениях предохраняться, так что непроизносимое не должно случиться; и потому вы можете делать все, что заблагорассудится, без страха испортить жизнь друг другу. Вы даже не обсуждаете это. Кроме короткого обмена словами на дне рождения брата ( Ты боишься? Нет, я не боюсь. ) вы больше не говорите о ваших отношениях, не желая исследовать последствия вашей месячной связи, вашей месячной семейной жизни, а сейчас, в конце концов, вы — молодожены, парочка, затерявшаяся в спазмах постоянного, непобедимого желания — похотливые животные, любовники, лучшие друзья: последние две живые души во всей вселенной.
А для всех вы живете также. Пять дней в неделю будильник будит вас рано утром, и после минимального завтрака апельсиновым соком, кофе и бутербродом с маслом вы убегаете из квартиры и направляетесь на свои работы, Гвин — в офис на двенадцатом этаже стеклянного здания в Манхэттэне, а ты — к унылому Дворцу Обезличения. Ты бы хотел видеть ее, хоть издалека, все время и был бы очень доволен, если бы она не расставалась с тобой даже на минуту, но эти необходимые расставания хоть и доставляют тебе боль, но из-за них ты начинаешь скучать по ней; и это неплохо, решаешь ты, чтобы провести рабочее время в плену удушающего ожидания, возбужденным и считающим часы до того времени, как ты сможешь увидеть и обнять ее. Напряжение. Это то слово, каким ты описываешь себя. Ты напряжен. Твои чувства напряжены. Твоя жизнь становится нарастающим напряжением.
На работе ты больше не мечтаешь об Ингрид Бергман и Хеди Ламарр. Иногда эрекция все же угрожает твоим штанам, но у тебя больше нет нужды в бегствах в мужской туалет в конце корридора. Это же библиотека, в конце концов, и мысли об обнаженных женщинах — неизбежная часть работы, но сейчас обнаженное тело, о котором ты думаешь, принадлежит твоей сестре; настоящее тело настоящей женщины, с которой ты делишь ночи, а не продукт воображения, существующий только в твоих мозгах. Без вопросов, Гвин так же прекрасна, как Хеди Ламарр, даже, скорее всего, еще прекраснее — несомненно более прекрасна. Это очевидный факт, и за последние семь лет ты видел столько мужчин, терявшихся при виде ее на улице, наблюдал, как стремительно поворачивались восхищенные головы, сколько скрытых взглядов в метро, в ресторанах, в кинозалах — сотен и сотен мужчин, и каждый из них — все с тем же вожделением, туманом в обалдевших глазах. Да, у нее лицо тысяч надежд, лицо тысяч ночных вожделений; и, пока ты ожидаешь за рабочим столом очередной заказ из гремящей трубы со второго этажа, ты видишь это лицо в своей голове, ты смотришь в ее большие, живые серо-зеленые глаза, и они смотрят на тебя в ответ; ты наблюдаешь, как она расстегивает свое белое летнее платье, соскальзывающее по всей длине ее стройного тела.
Вы сидите вместе в ванной. Это новая традиция после работы, и вместо того, чтобы провести этот час на кухне, как это было на дне рождения брата, вы сейчас потягиваете пиво и пускаете сигаретные облачка, пока наслаждаетесь прохладной ванной. Вода не только спасение от тяжести собачьей жары, но, благодаря ей, у вас есть возможность лицезреть ваши обнаженные тела, никогда не уставая от этого занятия. Вновь и вновь, ты говоришь сестре, как тебе нравится смотреть на нее, что ты обожаешь каждый сантиметр ее волнующей, светящейся кожи, и что кроме скрытых женских мест, о которых грезят мужчины, ты боготворишь ее локти и колени, ее запястья и щиколотки, ее руки и длинные тонкие пальцы (тебе никогда не понравилась бы женщина с короткими пальцами, ты скажешь ей об этом однажды — абсурдное, но честное признание); и вы оба удивлены и зачарованы загадкой, каким образом ее хрупкое тело может в то же самое время быть сильным, будто лебедь и тигр в одном теле волшебного существа. Ей удивительны волосы, растущие на твоей груди (недавнее проявление за последний год), и у нее бесконечный интерес к переменчивой натуре твоего пениса: от болтающегося скукоженного члена в учебнике биологии до выросшего до титанических размеров в моменты экстаза и до усохшего, выдохшегося малыша, спрятавшегося после совокупления. Она называет его концертом многих исполнителей. Она говорит, что в нем находятся несколько личностей. Она заявляет, что усыновит его.
Читать дальше