Крича и потрясая лозунгами, они пополнили ряды тружеников экономики протеста, валютой которой были сочувствующие гудки автомобилей. Каждый раз, когда проезжающая машина издавала ревущий гудок, они вздымали вверх мясистые руки и ударяли друг другу пятернями. Конечно, ни одна из них не выглядела представляющей какую-то опасность, тем более для меня. Как раз наоборот, — мой судебный процесс дал им ощущение целеустремленности, которое сделало их легкомысленными и возбужденными. Вечерами выходных, когда их численность была максимальной, они часто устраивали хоровые песнопения, среди которых особой популярностью пользовалась «Учи, а не трогай». Среди пикетчиков никогда не было мужчин, хотя некоторые матери сочли подходящим привести своих маленьких детей, чтобы привить им такой полезный жизненный навык, как стояние на обочине дороги с негодующим видом. Условиями моего домашнего ареста была оговорена возможность предварительно запланированных и одобренных вылазок за продуктами, но я, как правило, заказывала их с доставкой. Поняв это, они, как только работник доставки подъезжал к моему дому, бросались к нему наперерез. «Тебе есть восемнадцать?» — выкрикивали они в недоумевающее лицо развозчика пиццы. — «Это может быть опасно, если тебе еще нет!»
Признаюсь, после десятилетий скрывания своих желаний, было нелегко смириться с тем, что я оказалась публично раскрыта. Это было словно по своей воле оказаться заброшенной в земли страданий вместо того, чтобы вовремя приземлиться в царстве блаженства. С помощью некоторых ментальных трюков несколько раз в день я почти забывала о произошедшем; что все обо всем знают, что мое лицо — на передовых газет по всей стране. Но скоро паническое осознание недавних событий возвращалось, захлестывая, и я снова и снова была вынуждена возвращаться и заново переживать весь цикл, и каждый раз меня словно хлыстом обжигало ощущение дежа вю. Это заставило меня вспомнить случай, когда в детстве я страдала от морской болезни. Как-то мне попалась чересчур резвая водитель автобуса, которой нравилось жать на клаксон каждый раз, какой незначительной не была бы помеха на ее пути. В основном, это были переползающие дорогу броненосцы, из-за которых она бешено жала на тормоз. «Ух уу!» — восклицала она и мы хватались нашими маленькими ручками за спинки расположенных перед нами сидений. Сила инерции всегда оказывалась сильнее ожидаемой, что наполняло меня страхом того, что я против своей воли соскользну вперед к зеленому винилу сиденья передо мной и продолжив движение дальше, взлечу в воздух.
Однажды Форд выразил похожее чувство, когда на работе во время учений его ударил тазер. В тот день он поверить себе не мог, что оказался не в состоянии умственно и физически приготовиться к боли. «Знаю, у тебя-то нет яиц», — сказал он мне, — «Но представь, что есть, и по ним одновременно врезали молотком и ударили током». Форд всегда был из тех, кто требует от других невозможного, и каждый раз делал это как-бы мимоходом.
«И вот я вижу, что всех лупит и они падают на ковер, ага?» — продолжал он. — «Один за другим. Как твари на ноевом ковчеге, не считая того, что у нас даже не было пары».
Произнося это, он приподнял бровь, как бы говоря: «Я дам тебе время, чтобы эта внезапная библейская отсылка могла уложиться в твоей голове, пока я выпью залпом это пиво». Я скрестила ноги, расширила глаза и отшатнулась, закачав головой в притворном изумлении.
«В общем», — продолжал он, — «Смотря на то, как их бьет, я как бы внутри напрягаюсь, верно? Потому что, когда они выстреливают в ребят, те кричат. Очень здоровые парни — Билл даже обмочил штаны».
«Ты сказал про яйца» — напомнила я. — «Они направляли пистолет на твои яйца?»
«Нет, конечно нет. Просто я описываю какие это ощущения… охеренная боль».
Вдруг меня осенило: это было в некотором роде умственное озарение благодаря Форду, хотя он сам и не мог понять глубокий смысл того, что подтолкнуло его к выбору таких слов. Переключатели возбуждения и боли находятся на одном щитке центральной нервной системы. Все мучения и страхи перед предстоящим судебным разбирательством будто поселились в моих сосках. Они постоянно самопроизвольно затвердевали, ожидая что их используют в качестве клапанов для выпуска пара, как было в прошлом. Если бы только мне выделили несколько минут с Бойдом, чтобы острые брекеты на его зубах потерлись о мои соски. Я полагаю, наша преступная система правосудия знала, что искусственно сдерживая достижение оргазма со второй половиной, она загоняет жертву в мышеловку пессимизма. Это была разновидность пытки — разряжаться только с помощью собственных усилий. Я знала все, что буду делать в следующий момент.
Читать дальше