Алисса Наттинг - Тампа (ЛП)

Вторую половину дня я просидела на занятиях у самого кондиционера, пытаясь, насколько возможно, остудить циркулирующий по моему телу ток. От этого одна сторона моего лица почти онемела. Я знала, что нельзя западать на одного конкретного ученика так рано, что я не должна так безрассудно желать его. Мое помешательство на Джеке означало, что я все ближе и ближе к тому, чтобы попытаться ускорить контакт. Такая поспешность может ослепить меня, так что я не замечу предупреждающих знаков и подвергну себя ненужному риску. Я должна была оставаться верной плану, но мне уже казалось, что эту битву мне не выиграть.

От первых актов «Ромео и Джульетты», повторенных пятый раз на дню, моя голова начала тяжело опускаться на спинку стула. Благодаря кондиционеру она чуть ли не покрывалась инеем, но он был не в состоянии охладить непрекращающееся покалывание, из-за которого я то скрещивала, то раздвигала ноги, снова и снова. В этот момент мне захотелось, чтобы мои половые органы были протезами, чтобы я могла сбросить их прочь. Вся моя жизнь сопровождалась постоянным гулом их возбуждения, они пели о своих требованиях. И куда бы я не посмотрела, — были юные тела мальчиков. Мне приходилось смотреть на их пальцы, отбивающие барабанную дробь по партам, на их зарождающиеся бицепсы, когда они поднимают руку, чтобы почесать ухо, на их розовые бутоны язычков, высовывающихся наружу и облизывающих губы. К концу дня моя голова шла кругом от запахов феромонов, въевшихся в стены, словно те были выкрашены свежей краской.

Но несмотря на то, что все выглядело крайне приятно, я видела сквозь это истину. Такие примерные мальчики как Фрэнк отринут меня, и будет глупо надеяться на то, что после такого еще и не разболтают обо всем. Оставался только Джек — мой второй выбор. Тревор Бодин обладал целым рядом недостатков. Просить сделать выбор между ними — все равно что просить выбирать партнера для танца между изучавшим хореографию и калекой с деревянной ногой. Тревор был из сорта тех вычурных аристократов, что носят завивающиеся кудри. Задумчивый мечтатель, он уже спрашивал меня, не хочу ли я почитать его поэзию из записной книжки. Так как он ходил домой пешком, ему не нужно было торопиться на автобус, и он часто заходил ко мне после уроков — обсудить книгу или пописáть. Но у него была подружка, — Эбби Фишер, бывшая в моем расписании вторым уроком, и запомнившаяся мне по пряди синих волос. Большинство его стихов было посвящено исповеданию его любви к ней. Будучи романтиком по натуре, в случае нарушения верности он бы немедленно признался ей во всем, возможно, засыпав безумными текстовыми сообщениями, наполненными раскаянием и плачущими смайлами. Он также был слишком целеустремленным, что могло бы оказаться крайне опасным. Тревор, похоже, был из тех, кто постоянно будет стоять на своем, не приемля ничего, кроме симбиоза. Плюс, судя по его одежде, его родители были довольно мягкими людьми. Он не испытывал страха перед авторитетом, что значило, что он не станет бояться быть пойманным, и не будет действовать с должным уровнем осторожности. Тревор был слишком откровенен, слишком старался произвести впечатление. Но все-таки он продолжал искушать меня, — он любил оставаться в классе поговорить наедине после того, как все остальные уходили. И в этот день, как только прозвенел звонок, он направился прямо к моему столу. Думаю, ему понадобилось некоторое время, чтобы привлечь мое внимание: в это время я сквозь щель жалюзи пыталась разглядеть Джека среди орды учеников, заполнивших пространство от главного здания до автобусной стоянки. Вместе с тем как они прибывали, начинало казаться, что они размножаются, разделяясь и производя новых в массовом бесполом акте.

«Миссис Прайс?»

Я ответила, не отводя глаз от окна. — «Говори, Тревор, я слушаю».

«Вам не кажется, что Ромео и Джульетта — неправдоподобны? Я имею в виду, как они убили себя. Зачем им убивать себя, если они действительно любят друг друга?»

Внезапно я увидела двух мальчиков, устроивших борьбу на лужайке перед автобусной линией. Они обхватили друг друга за талии, но один вскоре вывернулся и захватил второго, из-за чего рубашка того задралась до ребер, и я могла различить движения мускулов его напряженной голой груди. Я поднесла губы поближе к окну, чувствуя, как усиливается тепло солнца через стекло. Разве слишком невероятно, что в порыве боевой страсти они останутся совсем без рубашек? Мой разум начал рисовать картины, в которых они были не на траве школьного двора, а на пыльной арене римского Колизея, борющиеся насмерть, чтобы я затем могла совокупиться с победителем.