Ханох Левин - Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом

Насмеявшись вдоволь, Геверл почувствовал, что ему надо передохнуть, и, тяжело вздохнув, устало откинулся на спинку дивана. Время от времени из горла у него по инерции все еще вырывались короткие смешки, но постепенно они стали сходить на нет и в конце концов прекратились. Геверл сидел молча и утирал рукавом остатки слез. Вид у него был ужасно довольный.

Лотра поняла, что Геверл посмотрел в своем воображении целый спектакль, по-видимому, комедию, которую ей, к сожалению, увидеть не суждено, и заскучала подобно тому, как скучает человек, стоящий у входа в театр и слышащий доносящиеся изнутри взрывы смеха. Поначалу он еще улыбается, хихикает вместе со зрителями, но через какое-то время, не имея достаточной причины для смеха, начинает скучать и переключает свое внимание на другие потребности организма, главным образом физиологические. То же самое произошло и с Лотрой. Она тоже переключилась на свои потребности и обнаружила, что ее мочевой пузырь переполнился. Между тем ее живот вскоре должен был посетить гость, и она решила воспользоваться паузой, образовавшейся между раскатами громового хохота Геверла и предстоящими любовными утехами, чтобы сходить в туалет и освободить свой живот от излишнего давления и накопившихся там отходов.

— Мне надо в туалет, я быстро, — сказала Лотра, смущенно улыбнувшись, и встала с дивана. Но Геверл неожиданно схватил ее за руку.

Нет. Сейчас он ее никуда не отпустит. Во-первых, именно в этот момент его колбасообразный орган снова начал напрягаться, и он не мог ей позволить улизнуть даже на минутку. Мерзкие бабы, думал он. Оставляют нас и исчезают как раз в тот момент, когда семенная жидкость доходит до середины канала. Семя засыхает и превращается в пробку. По прошествии часа или двух мы пытаемся помочиться, но уретра оказывается закупоренной. Давление мочи начинает разрывать стенки канала, пробка вылетает и причиняет такую боль, как будто тебя режут ножом. Иногда даже вытекает капелька крови. И еще: а что, если Лотра обратила внимание на то, что, помочившись, он не спустил воду? Что, если у нее зародились какие-то подозрения? А вдруг она собирается пойти в туалет, чтобы проверить воду в унитазе? Зайдет, увидит, что вода абсолютно чистая, поймет, что он не мочился в унитаз, и отправится на поиски его мочи. А может быть, она собирается заглянуть в комнату Тупиц? Возможно, даже без всякой задней мысли. Например, проверить, хорошо ли дочь укрыта. Моча ведь еще не успела полностью впитаться в матрас. Лотра заметит, что мочи для грудного ребенка слишком много, и заподозрит неладное. Да и вообще. Он не хочет, чтобы она сейчас уходила. Не хочет, и все тут. Он уже достаточно отдохнул, и именно сейчас ему хочется перейти к романтической части вечера. То есть раздеть Лотру и вставить ей. Так что, если даже Лотре и хочется в туалет, пусть терпит. Ибо сейчас здесь командует он. Он, и никто другой. Обсуждению это не подлежит.

Продолжая держать Лотру за руку, Геверл начал ее не спеша раздевать. В самому деле, куда ему было спешить? Он-то ведь уже помочился. Мочевой пузырь у него был пустой и легкий.

— Но я же никуда не убегу, — умоляла его Лотра, стыдливо улыбаясь. — Я только на одну минуточку. Туда и обратно. В туалет.

Однако Геверл был неумолим. Закончив раздевать Лотру, он немножко пощупал ее в разных местах, затем разделся сам, повалил Лотру на спину, улегся на нее и придавил ей живот. Теперь мочевой пузырь Лотры испытывал давление не только изнутри, но и снаружи. Если раньше она не понимала, почему он помирает со смеху, то сейчас никак не могла взять в толк, почему он не дает ей сходить в туалет. Геверл же тем временем неторопливо изучил каждую часть ее тела, проверил, насколько менее гладкой и упругой стала ее кожа, медленно вставил в нее свой колбасообразный орган, подвигал им взад-вперед, вынул, перевернул Лотру, как блин на сковородке, на живот, поставил ее на колени и снова вошел в нее, теперь уже сзади.

Как блин, переворачиваемый и поджариваемый ленивым поваром, Лотра оказывалась то в одной позе, то в другой, и все это во имя какого-то сомнительного удовольствия, которое становилось все более и более сомнительным по мере того, как желание помочиться усиливалось. Геверл же, напротив, был очень доволен собой. Сначала пописал на дочку, теперь вставляет мамаше. Обеим сегодня суждено принять в себя одну из жидкостей, произведенных его телом. Геверл улыбнулся. Ему уже не хотелось хохотать, как раньше, но он по-прежнему был ужасно доволен.