Ханох Левин - Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом

В этом наполненном движением мире непрерывно движутся и неугомонные глаза могильщика. Задержатся на мгновение на каком-нибудь объекте и сразу же, с чувством пустоты и скуки, перескакивают на другой. Вопьются в этот новый объект, пытаясь (без особой, впрочем, надежды) высосать таящиеся в нем возможности, но, поскольку никакие возможности в окружающих нас предметах, как правило, не таятся, — глаза устремляются дальше. Моргнут и смотрят, снова моргнут и снова смотрят. Окружающий мир все вливает и вливает в них новые мутные картины, а глаза только моргают и отвечают миру вялыми, пустыми, угасающими взглядами.

Третья, последняя и, возможно, самая важная из всех картинка, проникающая в могильщика через глаза, — это ежедневная газета. Трудно описать радость человека, берущего в руки вечернюю газету. Эта радость не взлетает в поднебесные выси, она не подвергает опасности сердце. Это радость глубокая, стабильная, приятная, равномерно разливающаяся по всем частям тела. Тело в это время сидит в удобном кресле. И тело, и мозг знают, что им не придется делать никаких усилий. Напротив, их ждет сейчас исключительно и только наслаждение, доставляемое чтением про разные странности и происшествия, случающиеся с другими людьми, про этот огромный разноцветный цирк, битком, до головокружения, набитый всем, чего только ни пожелает легкомысленная душа. Но и это еще не все. Рядом с газетой на столике — о чудо! — чашка кофе и плитка шоколада. Человек пьет кофе и ест шоколад, зная, что, если захочет, сможет выпить и съесть еще. Так что на этот счет он совершенно спокоен. Когда он читает одну из полос газеты, то уверен, что на другой полосе его ожидают новые, не менее увлекательные вещи. Это заставляет его замирать от предвкушения и слегка волноваться, однако такое волнение приятно и совершенно безвредно. Прежде чем перейти к чтению своей любимой рубрики в газете, он, чтобы немножко оттянуть и тем самым усилить наслаждение, может отхлебнуть два глотка кофе из чашки и посмотреть в окно. Во-первых, это его развлекает, а во-вторых, его нервы напрягаются от предвкушения еще больше. Причем — о, счастье! — он может управлять этим напряжением по своему желанию. В любой момент, как только ему захочется, он может перевернуть страницу и наброситься на свой любимый раздел. Так, собственно, он и поступает. Сделав два глотка из чашки и рассеянно посмотрев в окно, он наконец переворачивает страницу. Он ведь не желает превращать приятное напряжение в пытку. Хватит и того, что он развлек себя, слегка подразнив свои нервы. Накопившееся напряжение нуждается в немедленной разрядке: дальнейшей отсрочки он просто не перенесет. Но поскольку могильщик — человек очень чувствительный, его живот сразу же реагирует позывом в кишечнике. Чтобы унять позыв и перебороть желание пойти в туалет, ему приходится подвигать коленками. Тем временем рука его уже переворачивает страницу. Но движущиеся коленки мешают читать — буквы пляшут перед глазами, поэтому он перестает двигать коленками, и его взгляд наконец-то падает на любимую рубрику. От слишком долгого ожидания глаза могильщика застилает влажная пелена.

Каждый день могильщик проводит за чтением вечерней газеты примерно два часа. Он обращается с газетой так же, как с жареной курицей с картофельным гарниром. Сначала он набрасывается на жирные части газеты, рвет их зубами, пережевывает, глотает. Потом объедает остатки мяса на костях, не пропуская даже хрящи. Затем слизывает с костей жир, разгрызает их, высасывает сок и, в процессе высасывания, перемалывает кости зубами. Через два часа, сытый и усталый, он задремывает. Газета выскальзывает у него из рук и падает на пол. Жалкая сухая кучка разгрызенных костей. Вся влага, содержащаяся в пугающих и увлекательных новостях, в нечетких фотографиях, изображающих раненых и мертвых, в смешных картинках и в напечатанных бледными полуобморочными буквами объявлениях, за каждым из которых скрываются люди, надеющиеся купить дом, найти работу или жениться на ласковой женщине, благодаря чему их жизнь должна измениться к лучшему, — вся эта влага высосана им до конца. Газета блекнет и жухнет. Когда она падает, страницы разлетаются по полу. Как в силлогизме вывод всегда следует за посылкой, так и на могильщика после этой сытной, жирной трапезы неизменно нападает глубокое отвращение. От этого он слабеет и, испытывая такое чувство, будто вывалялся в липкой грязи, погружается в дрему.

Проснувшись, могильщик не знает, как убить оставшееся время. Гулять на лоне природы — занятие не для человека в его возрасте. Сидеть и думать о чем-нибудь — полный идиотизм. Ложиться спать — вроде еще рано. Ничего не остается, как снова взяться за газету. Когда, ослабевший после сна, он с усилием поднимает газету с пола, сухая бумага неприятно шуршит в руках, и ему кажется, что она вот-вот рассыплется. Медленно и неохотно уставший могильщик тащит разлагающийся труп газеты в нужник, где его животу предстоит совершить весьма нелегкую работу. Он лениво расстегивает ремень, приспускает брюки, тяжело усаживается на неприятное холодное сиденье унитаза и расправляет на коленях пожелтевший труп газеты. Какое-то время он еще сдерживает позывы кишечника, но в конце концов ему все-таки приходится с огромным усилием напрячь мышцы живота, и это не оставляет ему сил на более возвышенные занятия, о коих он мечтал в юности. От напряжения к голове приливает кровь, глаза краснеют, в ушах начинает звенеть и буквы пляшут перед глазами. Читать становится тяжело. Он отказывается от первоначального намерения читать целыми предложениями и решает ограничиться тупым разглядыванием букв и слогов, которые не складываются, однако, в его мозгу ни во что осмысленное. Почитав так немножко и изучив фотографии преступников и политиков, которым повезло сегодня попасть на страницы газеты, он решает развлечься изучением имен в траурных объявлениях. Если ему встречаются имена тех, кого его руки опустили в могилу, сознание, что он близко знал человека, про которого написали в газете, доставляет ему некоторое удовольствие, и губы его непроизвольно искривляются в безрадостной усмешке.