Меир Шалев - В доме своем в пустыне

Наша первая остановка была у прилавка с маслинами. Тут проходила также северная граница нашего торгового маршрута, потому что дальше начинались места забоя домашней птицы и мясные лавки, столь ненавистные Черной Тете. Однажды, когда она была увлечена обменом улыбками с продавцом маслин, я улизнул туда и увидел резника за его делом. Это был толстый большой человек с испачканным лицом и заброшенными за уши длинными пейсами. Во рту у него был нож, лезвие которого напоминало линейку, а халат был забрызган кровью.

Горькая вонь подымалась над тазами с кипящей водой и с жестяных подносов с раскаленными углями, где палили те последние, маленькие перья, которые уже нельзя было вырвать руками. Я стоял, смотрел и еще продолжал бы смотреть, как вдруг рука Черной Тети схватила меня за шиворот и молча выдернула оттуда. Эта рука была такой длинной и сильной, что мне показалось, будто не вся Черная Тетя пришла за мной, а только одна эта рука, которая выметнулась от прилавка с маслинами, изогнулась по подъему улочки и направо по проулку и схватила меня в мясной лавке, как хамелеон хватает муху: выбрасывает длинный язык, хватает и втягивает обратно.

Мы покупали селедку и давленые маслины у одного и того же продавца, который стоял за своими жестянками и бочками вечно веселый и улыбающийся и то и дело поправлял веточку жимолости или розмарина, заложенную за левое ухо. В силу каких-то переплетений и связей, извивы которых я не могу проследить, мне не раз казалось, что этот продавец маслин похож на моего покойного отца, хотя он был высокий и черноволосый, а мой отец, как и я, — низкий и светлый.

— По твоему уху я могу сказать, какое сейчас время года, — смеялась Черная Тетя.

— Он смотрит на тебя, — шепнул я Рыжей Тете.

— Пусть смотрит.

— Он как раз симпатичный, — сказала потом Черная Тетя.

— Ты можешь себе представить… пойти на концерт с человеком, от которого пахнет селедкой.

— Я на концерты не хожу, а селедка мне не мешает. Я всегда хорошенько мою их перед тем, — сказала Черная Тетя.

Отсюда мы направлялись к «лавке двух братьев», чтобы купить толченый мак, потому что без маковых пирогов суббота на может войти в дом, и облатки на развес — для Мамы, потому что без облаток Мама не может читать книги. Не раз, листая книги, которые она приносит мне на дочитывание, я нахожу между их страницами сухие облаточные крошки, выпавшие у нее изо рта, и тогда я собираю их оттуда кончиками пальцев и кладу их из ее рта в свой.

В их помыслы я так и не сумел проникнуть, но у Матери я научился читать, придумывать рифмы, чинить вещи и тосковать, а у Бабушки — брать еду на дорогу, снимать кожуру с сабр [130] Сабра (от ивр. цабар) — вид кактуса, распространенный в Палестине, и его плоды; этим же словом раньше называли первых израильтян-уроженцев Палестины, якобы «твердых снаружи и мягких внутри». и мариновать огурцы. У Рыжей Тети я научился «правильно» себя вести, и проглатывать слезы, и воскрешать в памяти картины, а у Черной Тети — играть в разные игры, приятно щекотать спину и выбирать овощи.

Обе — тети и обе — высокие, стояли они рядом со мной с двух сторон.

— Обрати внимание, Рафаэль, — говорила Черная Тетя. — Баклажан должен быть гладкий, легкий и блестящий. Вот этот замечательный, посмотри, возьми его в руку, и ты почувствуешь, какой он легкий.

Я брал баклажан, смотрел, какой он блестящий, гладил и ощущал, какой он гладкий, клал на руку и чувствовал, какой он легкий. Теперь не забуду.

— А редиска как раз наоборот, — сказала Рыжая Тетя. — Редиска должна быть тяжелой. Попробуй.

— А если она легкая? — спросил я.

— Тогда она старая, — сказала Рыжая Тетя.

— Как Бабушка?

— Нет. Бабушки должны быть сморщенными и тяжелыми, — сказала Черная Тетя. — Если они гладкие и легкие, они еще не дозрели. — И тут же пристыдила продавца: — Достань те хорошие огурцы, которые ты прячешь под прилавком. Что ты мне подсовываешь старые тряпки? — А мне шепнула, наклонившись: — Это твоя Мама научила меня так кричать на него.

Продавец засмеялся, нагнулся и вытащил из-под прилавка картонный ящик.

— Выбирай, — сказал он. — Мне нравится, что ты так разбираешься в овощах.

— В таком случае добавь мне еще несколько вон тех поломанных морковок и пару-другую побитых яблок.

И на обратном пути, когда Рыжая Тетя уезжала с сумками на автобусе, а мы бежали домой, и играли в футбол камнями, и разбивали ботинки, и экономили проездные билеты, мы снова останавливались у стены «Шаарей Цедек», и Черная Тетя скармливала коровам доктора Валаха побитые яблоки и обломки морковок, которые выцыганила на рынке.