Ната Хаммер - Корпорация чесс. Международный детектив

А главный судья уже второй час сидел в кабине неподвижного лифта, погруженный в кромешную темноту. Когда раздираемый сомнениями и тревогами, измученный бессонницей и пиелонефритом, ранним утром он спускался в лифте, чтобы проверить готовность игрового зала, свет внезапно погас, лифт дёрнулся и замер. Где-то там, снаружи захлопали двери, послышался топот ног, возбуждённые голоса. Кричали, роняли, волочили, стучали. Он тоже постучал. Но никто не обратил внимания. Он бросился нажимать на все лифтовые кнопки. Но кнопки оставались бесчувственно безучастны. Он вынул из кармана телефон и дрожащей рукой стал вызывать на связь всех подряд. Но бетонный саркофаг лифта экранировал его призывы к окружающим. Артур Львович вообще боялся замкнутого пространства, а тёмного замкнутого пространства с ограниченным запасом воздуха боялся ещё больше. Короче говоря, наряду с пиелонефритом он страдал ещё и клаустрофобией.

Артур Львович был человеком довоенной закваски, и до войны он откликался на Абрама или Абрашку, как называли его родители. Фашистскую оккупацию маленький Абрашка провёл вместе с матерью в погребе сердобольной соседки, потом бедовал в лесах с еврейским партизанским отрядом, но считал себя счастливчиком, потому что в отличие от окрестных детей сумел уцелеть. Однако тёмного замкнутого пространства с тех пор не переносил.

В сознании тут же всплыла картинка из детских кошмаров, Артура Львовича пробил холодный пот, у него защемило сердце. Он нащупал пенал с нитроглицерином в кармане пиджака и стал вслепую вытряхивать капсулу. Руки ходили ходуном, и капсулы посыпались на металлический пол с холодным сухим треском. Но все-таки одна капсула попала в сложенную ковшиком ладонь, Сосницкий потянулся к ней ртом, перехватил губами, разгрыз для быстрого результата, прислонился к стене и осторожно, но облегчённо вздохнул отпущенной из когтей иррационального страха грудью.

К началу игрового дня его должны были хватиться. Но пока, похоже, не хватились. Может быть, и хватились, но не нашли. Его очень беспокоило вчерашнее звуковое открытие. Он носом чуял приближение скандала и хотел по возможности отмазаться. Поэтому ему срочно нужно было пообщаться с Сапсаном– подстраховаться и срулить от ответственности.

Папа Артура Львовича, Лейб Срулевич из Ровно, утверждал, что шахматы – самое непыльное, доступное и безопасное занятие для еврейского мальчика. «Упражняй мозги, Абраша, раз уж нет у тебя музыкального дара, – вдалбливал сыну уцелевший благодаря своевременному доносу и этапированный ещё до войны в Сибирь папа. «Упражняй мозги, раз уж медведь потоптался по твоим ушам. Надеюсь, он до мозгов не достал». «Папа, это вы меня уже до мозгов достали». «А ты слушай сюда, поц, тебе такой исключительный подарок от жизни достался – целый и почти невредимый папа. Папа плохому не научит. Папа тебе из жизни говорит. Шахматы – надёжный кусок хлеба. Даже в лагерях. Потому что ходить в шахматы можно сидя. А научиться починять примусы, как твой дедушка Хаим, ты всегда успеешь – дело нехитрое».

После войны для конспирации папа перекрестил себя во Льва Сосницкого, а Абрама в Артура и, воспользовавшись родственными связями, обосновался в одесской коммуналке. При первой же возможности Артур был записан в шахматную секцию при Дворце пионеров, бывшем Воронцовском. В гроссмейстеры Артур не выбился, зато прорвался в судьи международной категории. И считал себя везунчиком: в то время как сограждане в советскую эпоху смотрели на заграницу через экраны телевизоров, он сумел посмотреть кое-какие лакомые кусочки мира живым глазом. И ещё кое-какие вещички привозил для близких родственников. Дальним перепадали фирменные шариковые ручки и жевательная резинка.

Артур был безмерно благодарен папе за выбор жизненного пути. Он даже не рвался на историческую родину, считая, что его и мумэ Рейзл – тётка Россия – неплохо кормит. Сам папа отъехал с первой же волной, как пострадавший узник режима. И вскоре радостно упокоился в каменистой и сухой земле исторической родины: его надорванное эпохальными катаклизмами сердце плохо переносило жгучий климат Синайского полуострова. Дети Артура Львовича тоже стартовали в направлении земли праотцев, но довольно быстро перебрались в более прохладную и менее населённую евреями Канаду. Артур же продолжал стойко переносить российские превратности, твёрдо опираясь на шахматную доску.