Виктория Трелина - Жила-была девочка - Повесть о детстве прошедшем в СССР

Мы с дедушкой заходим на Прохоровский рынок. Прилавки, за которыми в моём детстве бабульки торговали луком и квашеной капустой, пестрят всеми цветами радуги: блоки жвачек в жёлтых и красных упаковках, сникерсы и марсы, вафли Кукуруку с наклейками внутри, МилкиВэй, который не тонет в молоке (интересно было бы попробовать), печенье с клубничной начинкой в круглых пачках (наша Ирочка говорит, что если кусочек такого печенья поджечь, он горит синим пламенем). Тут же продаются книжечки для наклеек, яркие махровые резинки для волос, заколки, в форме прямоугольников, овалов и бабочек, и чёрная газировка в больших бутылках.

– Бабушка хотела такую бутылку под молоко, – напоминаю я дедушке, – давай, может, купим этого лимонада?

Дедушка долго вертит бутылку в руках, разглядывая этикету и подозрительное содержимое.

– Давай лучше вон ту апельсиновую купим, – показывает он на такую же бутылку, только ярко-оранжевого цвета, – а то, это непонятно из чего сделано, и написано здесь только по-английски.

На апельсиновом лимонаде тоже всё по-английски, но круглый аппетитный апельсинчик на этикетке внушает дедушке доверие.

Мы покупаем два лимонада: апельсиновый и клубничный, Кукуруку, Баунти и две жвачки «Барби» и «На-на». Эти жвачки твёрдые и невкусные, но зато внутри есть наклейки, которые нужно собрать все. Нанайцев я клею на трюмо в зале, а «Барби» в специальную жёлтую книжечку.

Чуть дальше, тепло укутанные, женщины разложили на раскладушках одежду: мужские свитера с орлами и байковые рубашки в клетку. Блестящие спортивные костюмы, с яркими вставками, толстые пуховики то ли горчичного, то ли гамнистого цвета, из которых торчат настоящие перья, фиолетовые ветровки с вышивкой на груди. На другой стороне рынка – обувь: разноцветные мокасины с зонтиками и чёрные тапочки в белый горох, к которым прямо здесь можно купить такую же повязку на голову. Рядом раскладушка с ангорскими вещами – капоры, длиннющие пушистые шарфы. Здесь же кофты с люрексом и тёплые вязаные лосины с узором. В палатках расположились узкоглазые нерусские дядьки с джинсами. Дядьки сильно шумят и пристают ко всем покупателям. Одна тётка даже не заметила, что у «Мальвин», которые она меряет, штанины разные по ширине. По рынку ходит грязный и пьяный мужик с шапкой, просит денег на хлеб. Какой кошмар! Как ему не стыдно? Хотя, может быть, и правда, человеку нечего есть?

– Дадим ему? – я трогаю дедушку за рукав.

– Это бизнесмен, – говорит дедушка, произнося мягко все согласные, – я в газете читал, что люди теперь так зарабатывают, а на самом деле они богаче нас и всех этих спекулянтов.

Я разглядываю пьяницу: никогда не думала, что знаменитые бизнесмены и брокеры выглядят так. По телевизору они все в малиновых пиджаках и с цепями на шее.

Я уговариваю дедушку на тапочки в горох, тёплые лосины и фиолетовый капор. Золотистую кофту с жар-птицей и гипюровую юбку он покупать отказывается:

– У тебя много свитеров, а юбка эта слишком короткая и детская.

Как ему объяснить, что в таких юбках ходят все старшеклассницы, а мои свитера, хоть и новые, но на праздник их не наденешь? Видимо, на осенний бал мне придётся идти в немодной юбке на кнопках и чёрном свитере с двумя собаками, под которыми английскими буквами написано «Скотиш». По-моему тут даже переводить ничего не нужно. Правильно говорит бабушка: американцы эти напишут на одежде «Я дурак» и шлют в Россию. Куда мама смотрела, покупая мне этот свитер?

Сегодня Чернов забрал у меня с парты учебники и закинул их на шкаф. Почему именно мои? Если бы я была ему безразлична, он бы этого не сделал. Ещё сегодня он несколько раз смотрел на меня, я чувствовала это, но глаза на него не поднимала. Попробую поднять вечером на Осеннем бале. Мне кажется – это мой шанс. Именно сегодня, когда обстановка будет такая не школьная, когда за окнами будет уже темно, именно на Осеннем бале, может произойти что-то сказочное. Всё-таки, это первый взрослый праздник в моей жизни.

Я надеваю юбку на кнопках, которую бабушка вчера прострочила на машинке, «чтобы мальчишки, балуясь, не расстегнули». Наверное, в бабушкиной молодости тринадцатилетние мальчишки тоже зажимали девочек. Хотя, вряд ли кто-нибудь попытался бы расстегнуть на мне юбку, разве что Сащин. Он ещё с третьего класса любил задирать девочкам подолы. Но тогда это было детством: чем-то вроде дёрганья за косички. Мы ни капли не стеснялись таких шуточек и дружно кричали: «Кто не видел трикотаж – детский мир, второй этаж». А Неманихина говорила: «Трусы не краденные, жопа не алмаз», и сама задирала свою юбку.