Джошуа Феррис - Безымянное

На подоконнике зазвонил телефон, оставленный там Джейн совершенно случайно. Вскочив с дивана, она посмотрела на высветившийся номер — и огорченно отвела взгляд. Бекка слушала, как мама советует собеседнику перезвонить в главный офис, потому что она сейчас никаких просмотров не проводит.

— Я говорю, звоните в главный офис! — повторила Джейн. — В главный офис! — Она помолчала. — Так разуйте глаза и посмотрите в телефонной книге!

Она с такой силой и яростью надавила кнопку отбоя, что телефон возмущенно запищал. Джейн уселась обратно на диван.

Бекка чувствовала, что папа домой не вернется. Что-то ей подсказывало. Интуиция, рожденная воспоминаниями о том, как он мучился, пристегнутый к больничной кровати, и уверенность, что добровольно он на такое больше не пойдет.

— Ты готова к тому, что он может не вернуться? — спросила она.

— Он должен вернуться, — ответила Джейн. — Какие у него еще варианты?

Она рассказала Бекке про тот случай, когда его пытались изнасиловать на задворках магазина в Ньюарке.

— Болтаться одному невесть где опасно. У него только один дом.

Телефон зазвонил снова. Джейн взяла трубку и кивнула Бекке. Это он.

— Он говорит без остановки, — сообщила Джейн, продолжая слушать. — Ничего не могу понять.

— Скажи, что я здесь. И что я спрашиваю, где он.

— Тим? Тим, у меня тут Бекка. Она спрашивает, где ты.

Приглушенный папин голос из трубки выдавал слово за словом без пауз, и мамино лицо постепенно каменело. Обернувшись, она почти незаметно покачала головой.

— Вот это я и имела в виду, — пояснила она, вручая трубку Бекке.

— Папа?

— …злобный и тупой. Как эти отморозки из старших классов, которые торчат рядом с тобой в кино, и ты ни слова из их разговоров не понимаешь. Поди догадайся, может, они увяжутся за тобой на парковку, набросятся у машины и проломят череп бейсбольной битой. Он не понимает доводов рассудка…

— Пап!

— Что это за жизнь? Его нужно в клинику, но какая клиника его примет? По этому профилю ничего нет, специалистов никаких. Ну да, я в курсе, они все специалисты, у нас тут целая страна специалистов. Но этот-то? Этот просто чокнутый. Вот и обращайтесь с ним как с чокнутым. Я не имею в виду посадить под замок. Усмирите его, лечите электричеством. Бейте самыми сильными разрядами, просто бейте, палками, не кормите, заморите голодом, пусть подыхает. Не нужно перевоспитывать, это бесполезно, обрабатывайте его, как в секте, как при тоталитарном строе, ставьте на колени, отнимите у него все, и он никогда уже никуда не пойдет. Может, мелькнет разок затравленная улыбка, может, на секунду он приоткроет глаза или припомнит обрывок песни — «дикторы в новостях рыдали… как умирала земля… лицо его было мокрым от слез» — пусть, мне не жалко.

На этом связь прервалась.

Этому нет конца. Твое зудение на одной ноте действует на нервы. Нытье, стенания, постоянное я, я, я… Ты в курсе, сколько всего ты упускаешь? Птичье оперение всех мыслимых и немыслимых расцветок, живые краски. Лунный диск. А еще, еще… В общем, ты многое упускаешь. Интересные, глубокие люди, у которых открывались глаза на многогранность и красоту этого мира, пускались в кругосветные путешествия или усаживались с мольбертом на горном склоне. А ты все ноешь. Дрожишь от холода и боли. Хнычешь, как тебе плохо и неудобно. Этот бесконечный минор кого угодно доведет до ручки. Любой герой уже давно кинулся бы в омут, достанься им в нагрузку такой нытик.

— Ты пещерный человек, — произнес Тим вслух.

Жрать!

Вдалеке грохотал гром, на опаловом, затянутом тучами небе прочертилась серебряной веной молния.

— Ты откатился назад на три миллиона лет. Ты тупиковая ветвь эволюции.

«Жрать!» — беззвучно откликнулся второй.

— Жрать! — заорал Тим, перекрикивая гром.

Покупатели, складывающие пакеты в багажники и отвозящие на место тележки, обернулись на крик.

«Жрать, жрать, жрать…» — ныл второй.

— ЖРАТЬ! ЖРАТЬ! ЖРАТЬ! — завопил Тим во весь голос.

Не прошло и минуты, как они дошагали через парковку до дверей супермаркета.

Дождавшись в призрачных предрассветных сумерках, когда откроется «Данкин Донатс», он перешел улицу, вернулся с дюжиной пончиков, поставил коробку на землю и съел их под сосной. Второй перестал ныть насчет еды и начал канючить про ногу, но Тим, не обращая на него внимания, поглощал пончики. Потянулись на службу банковские работники, один за другим исчезая в дверях банка. Выбравшись из-под сосны, Тим тоже прошагал внутрь и остановился в вестибюле, затягивая потуже ремень. К нему с улыбкой вышла сотрудница. Он сообщил, что хочет перекинуть кое-какие средства и, может быть, создать фонд. С ремнем никак не получалось сладить. На последнюю дырку слишком туго, а на предпоследнюю — слишком свободно. Сотрудница смотрела, как он сражается с застежкой. В итоге он все-таки остановился на предпоследней.