Раймон Кено - День святого Жди-не-Жди

И смерть меня гложет, смерть и желание смерти,

Мой Отец, как хотелось бы мне, чтоб ты умер, да, чтоб ты умер!

Мой Отец, почему ты был таким всемогущим, таким всесильным?

Ведь ты встал на моем пути, а я тебя не увидел.

Ты меня защищал, когда я был еще ребенком, и ты, отец, меня раздавил.

Ты меня поддержал, когда я ходить не умел, и ты, отец, меня так унизил.

Ты меня подводил к порогу мужей, и ты, отец, меня оскопил [67] Отсылка к Ветхому Завету: «Твои руки трудились надо мною, и образовали всего меня кругом, — и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня? Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?» (Иов. 10, 8–12). .

Ты хотел, чтобы я онемел и истина онемела моя, как я сам,

И в Городе чтобы Родимом, где живущие все по праву — твои, потерянным я себя ощутил.

Моей истины ты не понял, ты меня так унизил.

Моих слов ты не слушал, ты меня раздавил [68] Отсылка к Ветхому Завету: «Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; Был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня, болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф. 25, 42–43). . Всемогущим, всесильным ты в Городе был Родимом, который сжимал в своем кулаке,

Ты был первым тогда, ты был главным тогда, и все горожане лизали подошвы твоих сапог, Когда ты вещал, пред тобой эти люди склонялись до самой земли,

И весь Город Родимый поддерживал силу и славу твою.

Даже ненависть редких, даже ненависть редких мощь твою укрепляла!

Да, ты был мне отцом, говорил ты, что хочешь чтоб стал я мужчиной,

Но воистину, да, мой отец, воистину ты хотел, чтобы я стал безвольным,

А я верил всему, что ты говорил, наставник, начальник, законодатель и повелитель,

Но когда захотел я открыть тебе тайну двойную Жизни,

И напомнить тебе о судьбществовании и условиях рыбьих,

Надо мною ты насмеялся, склонил мою голову смехом громоподобным.

И когда захотел я другим приоткрыть тайну двойную Жизни,

Напомнить и им о судьбществовании и условиях рыбьих,

Язык мой ты вырвал и бросил свиньям, которые поклоняться тебе готовы.

Причинил ты мне столько страданий, ты, властью своей предрешавший замужество каждой девицы Города,

Уничтоживший больше богатств, чем все остальные, ты, торжествующий и над друзьями, и над врагами,

Причинил ты мне столько страданий, ты, Набонид Великий, отец мой, но ты не сумел меня покорить.

Ты меня измельчал, дробил с такой силой, словно желал субществованье мое прекратить,

Да, ты вырвать хотел из струпществованья сутьществованье сути моей,

Да, ты был всемогущим, всесильным,

И ты думал, что против тебя сделать я не могу ничего и не смогу никогда,

И я тоже так думал.

И должен был правду свою скрывать из-за твоей громогласной глотки!

О, как я тебя ненавижу! Отец Набонид, о Великий! Безголовая грузная туша! Твоя мощь шимпанзе и душонка мартышки, Ты — вонючий козел, одряхлевший навозный слон, жаба, жрущая нечистоты,

Колченогий бычище, заговнившийся овен, торфяной паразит!

Упивался ты гноем из раны моей, гигантский пузатый червь,

Чтоб ты сдох! чтоб ты сдох! ты, желавший меня обессловить! Ты, желавший меня оскопить!

Чтоб ты сдох! Как хотелось бы мне прорвать твое мощное сильное брюхо,

Мой родитель, и вырвать из чрева кишки, и разбросать их, чтобы сушились на скалах,

Чтобы хищные птицы слетались терзать твое бескровное сердце, твою печень,

Те красивые хищные птицы, которых ты с радостью убивал,

Ты, которого я ненавижу, ты, который меня унижал,

Так, что душу мою изъело До смерти».

И отделил Набонид свою дочь от мира, и обустроил судьбу ей счастливую

Там, наверху, в предгорье на пределе травы и камней

В мельнице одинокой, которую все полагали заброшенной быть.

Отделил он безумную тайную дочь [69] По словам самого Кено («Дневники», с. 626), образ скрываемой дочери перекликается с темой героини А. Жида «Заключенная из Пуатье» (1930), которая описывает место своего заключения как «славную дорогую глубину мельницы». , которую больше всего на свете любил,

И сокрыл ее от людей и обрек на счастье.

Там, в протухшем приюте, на самом верху мельничной башни она счастливой жила и только его любила.

Горожане Родимого Города над безумной не насмехались и над вещею речью ее не смеялись, Ибо пророчествовала она.