Эйнар Карасон - Шторм

Как я уже сказал, исландцы попали в эти края в девятнадцатом веке, спасаясь от всяких бед. Не только исландцы, здесь было полно и немцев, и бельгийцев, а еще и шведов с норвежцами. И хотя все они говорили по-английски и стали обычными американцами, носили бейсболки и ездили в пикапах, они до сих пор считали себя норвежцами, шведами и так далее — это полтора века спустя. Особенно это выражалось в их предрассудках по отношению к другим народам. Были там две соседние деревни, которые можно принять за одну, — норвежская и шведская, они сильно различались: в норвежской управляет миссия Армии спасения, все подчинено строгим правилам, запрещается пить алкоголь, прямо как дома, на западном побережье, а в шведской — наоборот. А еще я побывал в немецкой деревне под названием «Нью-Браунсвик» или что-то в этом роде, дома там совсем как немецкие, полно кабаков, и все остальное тоже истинно немецкое, даже женщины, они выносили на столы огромные кружки с пивом, по десять в каждой руке, а в меню ничего не было, кроме белых сосисок и зауеркраут [40] Квашеная капуста ( нем. Sauerkraut). . Похоже, все привезли с собой какую-нибудь отличительную черту, кроме исландцев, поэтому там было не найти сушеной рыбы, нутряного жира и опаленных бараньих голов.

Не буду скрывать, что, когда мы оказались в комнате для гостей этого рассохшегося и прогнившего дома, в первую очередь я подумал о том, что мы совершили ошибку, огромную глупость, возможно, самую большую в жизни. Я видел и по всему чувствовал, что Стефания тоже в этом уверена, и это действовало мне на нервы. Я думал, что все должно уладиться. Должен же быть какой-то выход. В свое время я куда больше боялся ехать в Данию; тогда переезд из страны в страну произвел на меня куда более сильное впечатление. А теперь я делал это во второй раз и, казалось, уже привык, так что даже и представить себе не мог, что переезд в Америку дастся нам настолько сложнее, чем в Данию. Но это, в конце концов, вопрос удачи. В Америке у всех мечты сбываются, почему же у нас не должно получиться?

Сначала, конечно, у нас был летний отпуск. Все должны иметь право на летний отпуск. Если бы мы по-прежнему жили в Дании, у детей были бы летние каникулы, а теперь вот мы на новом месте, на замечательном месте, если бы только не тучи мошкары. Но я знал, что скоро наступит лучшее в этих краях время года, осень, когда спадет невозможная жара и исчезнут москиты, а полярная зима еще не сожмет хватку и не начнет грозить смертоносными вьюгами…

Я, конечно, чувствовал, что все это ошибка. Взять и сняться с места, уехать в цивилизацию, туда, где господствует двадцатый век, в большой город, — я был в очень сложном положении. И тот, кто критикует меня за эту американскую авантюру, должен попытаться это понять. У меня не было разрешения на работу, я нигде не учился; я попросил Ислейва прислать мне информацию об исландском Кредитном фонде, который, казалось, дает деньги любому идиоту, если тот хочет изучать какую-нибудь бесполезную чушь; но почему же мне не могли выделить какую-нибудь стипендию? А еще эти мои западные родственнички, они ведь сказали, что у них подрядная фирма, обещали работу, с наступлением осени что-то непременно должно было произойти, деньги ведь тогда совсем кончатся, все должно как-то уладиться…

Это было полное безумие…

Старуха, у которой мы жили, была, очевидно, просто-напросто сумасшедшая, и поэтому мой родич Тони старался держаться подальше от дома, и только когда мы прожили там два месяца, я начал подозревать, что он, собственно, нигде не работает — я ни разу не слышал, чтобы он говорил о работе, но каждое утро он ни свет ни заря уезжал на своем «вольво», в комбинезоне, а возвращался лишь под вечер, вот я и решил, что у него полно работы и что я легко смогу урвать денег, присоединившись к их компании, когда совсем поиздержусь. Потом денежки стали подходить к концу, я из-за всего этого ходил мрачный и однажды выбрался на окраину, или даже за окраину, меня занесло к полуразрушенным домам или складам; я, насмотревшись американских фильмов, был осторожен, знал, что из травы могут вдруг появиться гремучие змеи, или прибегут злые собаки или, может, даже какой-нибудь беззубый старикан с дробовиком, — но в тот день почему-то получилась очень приятная прогулка, так что я рискнул подойти поближе и увидел у этих сараев человека; он сидел на какой-то кухонной табуретке, надвинув бейсболку на глаза, казалось, что он спит, но я узнал его по седым усам, комбинезону и фланелевой рубашке, подошел и кашлянул. Это действительно оказался Тони; услышав шаги, он сдернул бейсболку и уставился на меня.