Александр Окунь - Камов и Каминка

Голову его венчала белая потертая ушанка, завязки которой лениво шевелила струя прохладного кондиционированного воздуха. Руки большого туловища, охваченного старым, засаленным, когда-то черным ватником, покоились на потертом коричневом вельвете, обтягивавшем широко расставленные ноги в лыжных ботинках. Лыжи и лыжные палки, прильнув к мраморному полу, утомленно растянулись у ног хозяина. Расколотый твердой линией носа иконописный овал лица был накрепко стянут серебристой тесьмой коротко стриженной бороды. Голубые глаза безмятежно глядели на розовую, вибрирующую от жары ленту Моавского хребта. Тяжело опершись левой рукой на стол, художник Каминка неуклюже выдвинул свое вдруг ставшее непослушным тело из-за стола и неверными шагами направился в сторону незнакомца. Подойдя, он вгляделся в спокойное лицо и каким-то тихим, севшим голосом пролепетал:

— Мишенька, ты ли это?

Не поворачивая головы, человек скосил глаз на нелепо растопырившего руки художника Каминку, и округлый, поднявшийся из самой глубины его широкой грудной клетки басок, прокатившись по туннелю трахеи в сводчатый зал ротовой полости, вырвался наружу ласковым гулким курлыканьем:

— Кто ж еще, Сашок, понятное дело — я!

Художник Каминка как-то по-бабьи всплеснул руками, всхлипнул, обмяк, медленно сполз на пол и, прильнув к обтянутым коричневым вельветом коленям, разрыдался. Художник Камов (а это именно что и был художник Михаил Камов) возложил свою правую руку на голову художника Каминки, легонечко потрепал ее и проворковал:

— Лысеешь, Сашок?

— Лысею, — счастливо хлюпнул носом художник Каминка. — Мишенька, и вправду… А откуда ты и как сюда попал-то?

— Из России на лыжах, — удивляясь несообразительности друга, ответил художник Камов. — Это у вас тут теплынь, а у нас — снега. Однако, похоже, промахнулся маленько: я ведь в Меггидо шел, а это, так понимаю, Мертвое море. — Он, словно не веря своим же словам, покачал головой. — Невероятное, удивительное место! В древности его еще звали Асфальтовым. Уникальнейший состав этой воды и грязи тысячи лет…

— Мишенька, — робко перебил его художник Каминка, — а зачем ты сюда пришел?

— Я-то? — переспросил художник Камов.

— Ты, Мишенька.

— Увидеть, — лаконически ответил художник Камов и, ласково погладив художника Каминку по голове, добавил: — Увидеть, Сашок, и поучаствовать.

Ночью, беспокойно ворочаясь на сбитых влажных простынях, художник Каминка пытался понять смысл слов «увидеть и поучаствовать». «Увидеть» — это в общем понятно: святые места все-таки. А вот «поучаствовать» вызывало резонный вопрос: в чем именно? И здесь художник Каминка затруднялся найти ответ. Самым очевидным представлялась битва Гога с Магогом, о которой в последнее время повадились судачить российские СМИ, цитируя знаменитую предсказательницу старицу Софью Радышевскую, которая напророчила ее на конец этого года. На осторожный вопрос художник Камов только загадочно улыбнулся. Так что, возможно, имелось в виду участие в каком-нибудь очередном фестивале или выставке, которым счета не было в этой стране. А может, на пороге стоял какой-нибудь христианский праздник?

Дорога в Иерусалим заняла немного времени.

Через полчаса машина пересекла трамвайные пути, проскочила под мостом и остановилась на красный свет светофора. Слева, справа, всюду высились коробки домов, чьи стены, словно пластины мацы, были выстелены золотистыми бугорками камней с черными пятнышками окон.

— Это…

— Да, Иерусалим, — ответил художник Каминка.

Художник Камов открыл дверцу, тяжело кряхтя вылез из машины и выпрямился. Красный свет сменился желтым, затем зеленым. Не обращая внимания на сигналы автомобилей, он стянул с головы ушанку, медленно перекрестился и под аккомпанемент истерического воя гудков, с трудом опустившись на колени, припал губами к серому асфальту. Совершенно не ожидавший такого развития событий, перепуганный художник Каминка стремительно выскочил из машины и, всем телом делая извинительные знаки возмущенным водителям, оторвал художника Камова от земли и втолкнул его в машину.

— Да ты что, Миша, спятил… — И оборвал себя: из голубых глаз художника Камова текли слезы.

Проскочив по бульвару Бегина, около стадиона они повернули направо, затем перед скульптурой Ники де Сен-Фалль — «И вас чаша сия не миновала?» — поморщился художник Камов. «Где уж, Мишенька», — хмыкнул художник Каминка — налево, въехали в узкую улочку и остановились около небольшого двухэтажного домика с маленьким садиком за каменным забором.