Гейл Форман - Я была здесь

– А вы не можете их отвезти? – спрашиваю я. – Вы, похоже, уже все знаете.

– Мне курсовую по теме женщин писать.

– А когда закончишь?

На секунду она задумывается.

– Нет. Это котята Мэг. Мне кажется неправильным отправлять их в приют.

– И ты, значит, предпочитаешь переложить эту грязную работу на меня? – В моем голосе звучит раздражение, хотя я понимаю, что грязную работу на меня взвалила не Элис, но, когда она съеживается, я испытываю некое мрачное удовлетворение.

– Слушай. Я довезу тебя до Сиэтла, – предлагает Упоротый Ричард. – Устроим там кошатину, а ты потом вернешься сюда и с утра поедешь домой. – Похоже, он хочет распрощаться со мной точно так же, как и я с ним. Хотя бы чувства у нас взаимны.

Оказывается, проникнуть в сиэтлский приют для животных труднее, чем в крутейший ночной клуб с бархатными канатами. В первых двух не оказывается мест, и никакие мольбы не спасают. В третьем место есть, но нужна заявка на прием и копия ветеринарных документов. Я сообщаю хипстерше с пирсингом и в обуви, сделанной без использования натуральной кожи, что я уезжаю и коты уже в машине, она смотрит на меня с полнейшим презрением и говорит, что об этом надо было думать до того, как заводить котят. Мне хочется ей врезать.

– Ну что, может, теперь хочешь покурить? – снова предлагает Упоротый Ричард после третьего неудачного захода. Уже восемь, все приюты закрылись.

– Нет.

– А в клуб сходить или куда еще? Развеяться? Раз уж мы в Сиэтле?

Я уставшая еще с прошлой ночи, компания Упоротого Ричарда никакой радости мне не доставляет, и я пытаюсь придумать, как раздобыть ветеринарные документы завтра – в воскресенье. И пытаюсь отмазаться от его предложения.

– Можем зайти в какую-нибудь дыру из тех, что любила Мэг. Иногда она соизволяла взять нас с собой. У нее тут целая куча любимых собеседников была, – добавляет он после паузы.

Я тут же реагирую на слова «соизволяла» и «собеседников» удивлением. Но, по правде сказать, мне хотелось бы увидеть эти места. Я вспоминаю клуб, в который мы с ней должны были пойти в тот раз. Думаю обо всех других клубах, в которые мы ходили бы, если бы я приезжала чаще. Мэг очень интересовалась музыкальной тусовкой, хотя после моего приезда ее написанные на одном дыхании письма на эту тему постепенно сошли на нет.

– А как же котята? – спрашиваю я.

– Ничего с ними в машине не случится, – отвечает Ричард. – Сегодня градусов тринадцать, еда и вода есть. – Он показывает на Раза и Еще Раза, которые всю дорогу пищали и кричали, а теперь тихонько уснули в своей переноске, прижавшись друг к другу.

И вот мы едем вдоль канала в клуб во Фремонте. Прежде чем войти, Ричард закуривает небольшую трубку, выпуская дым из окна.

– Не хочу делать из котят пассивных курильщиков, – шутит он.

После того как мы покупаем билеты, он сообщает, что Мэг тут часто бывала. Я киваю, будто мне это уже известно. В клубе никого нет. Пахнет выдохшимся пивом, отбеливателем и отчаянием. Оставив Ричарда у бара, я иду одна играть в пинбол. К десяти начинает собираться народ, а в одиннадцать выходит первая группа, вокалист больше рычит, чем поет, а в музыке очень много фидбэка.

Несколько нормальных песен спустя ко мне подходит Упоротый Ричард.

– Это Бэн МакКаллистер, – говорит он, показывая на гитариста-ревуна.

– Ага, – отвечаю я. Я впервые слышу это имя. До нашей дыры имена сиэтлских музыкантов долетают далеко не сразу.

– Мэг тебе о нем говорила?

– Нет, – коротко отвечаю я. Хотя мне уже хочется закричать, чтобы мне перестали задавать этот вопрос. Я теперь не знаю, что Мэг мне говорила, а я пропустила мимо ушей, а чего нет. И уверена, черт побери, только в одном – что она не рассказывала мне о таких жутких страданиях, избавиться от которых можно было, только выпив банку промышленного яда.

Упоротый Ричард все рассказывает, как Мэг была повернута на этом парне, а для меня его рассказ звучит как белый шум, потому что в свое время на каких гитаристах только не была помешана Мэг. Но тут этот конкретный чувак, этот Бэн МакКаллистер, делает паузу, отхлебывает пива из бутылки, взявшись за ее длинное горлышко двумя пальцами, а гитара повисает у его тонкой ноги, словно лишняя конечность. А затем он поворачивается к толпе, на него падает яркий свет прожекторов, я замечаю, что у него просто до невозможности синие глаза, и он делает такой жест рукой, словно прикрывает их от солнца, и принимается искать кого-то в толпе, и от того, как именно он это делает, у меня что-то щелкает внутри.