Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью

— Да. Пап?

— Сеньорита Джульетта. Это Дамиан.

Чувства, охватившие ее в это мгновение, останутся в памяти до последнего вздоха. В ужасе закрыв лицо руками, она на несколько секунд замерла, а потом, так ничего и не сказав, уверенно и спокойно нажала кнопку. У нее оставалось меньше минуты, чтобы подумать, правильно ли она поступила, одновременно запихивая в шкаф сваленные на диване шмотки, закрывая дверцы и снова открывая их, чтобы вытащить свитер, натянуть его сверху на майку, потом еще раз — чтобы схватить брюки… Но какие? Джинсы!.. Помчаться в ванную и успеть еще бросить быстрый взгляд на себя в зеркало, выдавить в рот немного зубной пасты и тщательно прополоскать… Потом вдруг рассердиться — да как он посмел ни с того ни с сего сюда заявиться! — удивиться, как быстро он нашел ее, спросить себя, чего ему от нее надо, хотя вообще-то ей совершенно очевидно чего, и она сама тоже этого хочет, да еще этот страх, эта нервозность — как так, пустить чужого человека в свою квартиру! Потом снова звонок, на этот раз у входной двери, и она пошла, чтобы открыть ее, но сначала собралась было поставить другую музыку… Нет, все равно, пусть остается эта, а то подумает, что она хочет что-то приукрасить, последний взгляд в зеркало — достаточно ли хороша? И пока все это проносилось в голове, она успела еще вспомнить бабушку, ее слова о родителях, то есть прежде всего о Маркусе, отце Джульетты. «Маркус красивый мужчина, — сказала она. Ее дочь, мама Джульетты, тоже, по общему мнению, красивая женщина. — Встретить красивую женщину приятно, встретить красивого мужчину — маленькое чудо».

Остальные мысли как-то стерлись из ее памяти. Когда она открыла дверь, у нее перехватило дыхание: бояться следует не его, а себя. Это было чудо. Ей захотелось его поцеловать. Захотелось, чтобы он поцеловал ее. Хотя это было совершенно невозможно. Она совсем не знает его. А он ее — еще меньше. Почему он так самоуверенно улыбается, глядя на нее своими светлыми глазами, то ли зелеными, то ли голубыми, о которых ей наверняка известно только одно: она не может от них оторваться.

Внешность Дамиана не так-то просто классифицировать. Он не похож на латиноамериканца. Ни смуглости, ни темных волос. Кожа, напротив, светлая до прозрачности. Или все дело в его бровях, более темных, чем волосы? Может, у нее в голове слишком стереотипный образ латиноамериканца? Он примерно на голову выше ее, около метра восьмидесяти пяти. Его фигура, еще в «Хамелеоне» поразившая ее изяществом, теперь скрыта плащом. Она очень хорошо помнила его грациозный и одновременно мужской торс, обтянутый мокрой от пота белой футболкой. По его фигуре невозможно догадаться, что он танцор. Но каждое движение — даже самое небрежное и легкое — ритмично и музыкально.

Впрочем, то, что покорило ее в нем, лишь отчасти связано с внешностью. Конечно, он красив, но сколько красивых мужчин пытались уже добиться ее благосклонности? Да, черты лица действительно хороши, хоть и не слишком правильны, оно кажется юным и одновременно мужским. Но есть и еще что-то, притягивающее и одновременно пугающее ее. Вот он стоит перед ней в застегнутом плаще, концы красного шелкового шарфа разбросаны по плечам, перчатки зажаты в левой руке, капля пота над верхней губой.

— Прости, — сказал он, — тебе могло показаться, что я прогнал тебя. Ты ведь так подумала? Прости. Я не хотел. Про конкуренцию я просто так ляпнул — конечно же, это чушь. Если хочешь узнать что-то о танго, вот тебе моя карточка. Звони когда захочешь, хорошо?

— Как вы… Откуда у тебя мой адрес?

Он усмехнулся:

— Я ясновидящий.

— Ах вот как.

— Espezislist 26по нестандартным ситуациям. Джульетта Ваттин. Гзовскиштрассе, тридцать один. В Берлине такая одна. — Он постучал себя по лбу. — Телефонная книга.

Он протянул ей визитку. Она взглянула на карточку, потом на его лицо. Внезапно ее охватило странное спокойствие. Его акцент стал заметнее. Espezislist? И «р» раскатистое.

— Хочешь поесть? — У нее просто вырвалась эта фраза. Она сделала шаг в сторону, открывая ему проход. Поесть? Почему поесть? Она же собиралась сказать «выпить»?

Он наклонил голову.

— Bueno 27… — неуверенно сказал он.

Он тоже нервничал. На свой лад. И ей захотелось обнять его. Его голос слегка дрожал. В висках стучало. И он вспотел. Собрав все свое мужество, она развернулась и пошла в комнату. Потом, уже из кухни, услышала, как тихо защелкнулась дверь. Открыла холодильник, достала бутылку белого вина, наполнила два бокала. Обернувшись, увидела, что он стоит к ней спиной и осматривается. Он уже снял плащ и небрежно зажал его под мышкой. Темно-зеленая рубашка с засученными рукавами. Брюки обтягивают бедра и нисколько не мешают составить довольно точное представление о его фигуре.