Алексей Егоренков - Земля точка небо

— Нет. И Ксения, хорош давить на инстинкты. У меня дома взрослый ребенок. Твой парень сам хочет уйти.

— Хочет потому, что нет интересной работы.

— Ее и не будет. Еще придумаешь аргументы, или с тебя достаточно?

— Его все ОБОЖАЮТ!

— Что? — Елена Михайловна склонилась вперед, едва не переломив сигарету. — Кто?

— Все! — Ксюша тоже подалась навстречу. — Все девочки слышали про его список, и все думают, что он талант, и что таких надо беречь!

— С моей точки зрения это ничего не меняет, — ответила главный редактор, откинувшись назад и сунув несчастную сигарету между коронок в углу рта. — У нас по-прежнему нет для него работы.

— Машка сказала, что отдаст ему письма читателей, — торопливо добавила Ксюша. Елена Михайловна еще больше откинулась в кресле, жуя сигарету.

— Ну, девочки… Я вообще не знаю… вы прямо не редакция, а какой-то детсад , черт меня дери.

— Спасибо! — Ксюша вскочила и зарумянилась, торопливо собирая бумаги. — Я тогда передам Машке, что всё в порядке…

— Доиграетесь вы, — пообещала главный редактор, наполовину прикрыв глаза. Снова Альпы, и Синица улыбнулась.

— Вот, — сказал он ей. — Что ? Дима очнулся. У самого дивана в полумраке светились чьи-то очертания. Это был Максим, — полностью одетый, пахнувший холодной улицей и еловым перегаром мартини.

14 ноября 2003 года

Весь день Лиза чувствовала себя неважно, и только к вечеру, когда начались месячные, ей стало ясно, почему осенний город стал так противен и отчего с утра она кричала на Димку, — но извиняться было уже поздно. Лиза приняла вечерний душ, нацепила широкую неудобную прокладку и забралась под одеяло, укрывшись до самого подбородка. Так ее и обнаружил Макс. Он ввалился к ней в спальню почти без стука (пьяный, конечно) и возбужденным шепотом принялся шелестеть о том, как на студии вышел на кого надо и переговорил с кем следует, и кто надо проникся, и завтра же идея пойдет в обсуждение. Лиза лежала и думала о том, что, с одной стороны, она ждала вестей целый день, а с другой, он мог бы и подождать до утра, и пускай, с третьей стороны, она ему благодарна, но, с четвертой стороны, как невыносимо всё у нее сейчас ныло.

— Конечно, пока дело за маркетингом, но по концепции уже завтра можно будет говорить более определенно… Максим достал сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Извини, ты не мог бы здесь не курить? — попросила Лиза из-под одеяла.

— Но у тебя ведь и так накурено, — Макс огляделся, придвинул к себе тяжелую пепельницу и положил сигарету на хрустальный зазубренный край.

— Пожалуйста, не кури, — упрямо повторила Лиза. — Я не очень хорошо себя чувствую.

— Да ладно тебе, — Максим недовольно сломал и потушил едва начатый окурок. «Что значит — нехорошо себя чувствую ?», — возмутился он мысленно. Как можно плохо себя чувствовать в такие решающие моменты? Когда тебе принесли такие новости. Когда ради тебя столько сделали .

— Мы выпьем хотя бы? — предложил он.

— Нет! Нет, ты что, — Лиза повернулась на бок. — Я не могу сейчас.

— Извини, но что это за херня, — Макс обиделся. — Прихожу тут, время еще детское, а меня никто не дождался, все спят… то есть… Максим замялся и глянул через плечо на приоткрытую дверь.

— Кстати, — сказал он вполголоса. — Твой… этот, друг. Он спит вообще когда-нибудь?

— Ты про Димку? А что? Макс неопределенно пожевал губу.

— Не знаю, я вернулся сегодня — он не спал. И в прошлый раз, ночью, проходил через гостиную, а он лежит с закрытыми глазами, общается с собой чуть слышно, непонятно о чем. Он что, лунатик, или вурдалак, не знаю даже?

— Нарушение сна, — почти беззвучно ответила Лиза. — Это одна из причин, по которым я не хотела оставлять его одного. Я за него беспокоюсь.

— Да ну, господи, — он достал сигареты и все-таки закурил. — Что беспокоиться? Взрослый парень, пусть разбирается.

— Ты думаешь? — устало отозвалась Лиза. Она привстала на кровати, задрапировавшись одеялом, и тоже взяла сигарету. — Почему ты тогда сам с ним возишься, как с ребенком? Максим осекся. Когда Лиза прикуривала, одеяло скользнуло ниже, и до сознания Макса дошло, что она совершенно голая, — хоть это было не совсем верно, — и вспомнилось, как в ту сумасшедшую ночь он раздевал ее: здесь же, своими руками, Жарко покраснев, Максим пытался найти ответ, и немедленно припомнил, как учил Дмитрия завязывать галстук и общаться на деловом уровне, — и за двумя воспоминаниями пришло то, что их связывало: нестерпимый ужас, который оба раза являлся позже; невыносимая пустота, заполнявшая тело от живота до горла, обжигавшая холодом и мешавшая перевести дух. Ощущение того, что все моменты жизни имеют свой конец, и что назад вернуться уже нельзя. Даже от воспоминаний его спину продрал мерзкий холодок. Макс осторожно пристроил дрожавшую сигарету на край пепельницы и сказал: