Алексей Егоренков - Земля точка небо

— Левый чуть нажми, — скомандовал он. Замок противно заскрипел и подался. Из скважины высыпалась щепотка измельченной ржавчины, испачкав Максу запястья.

— Держи, не пускай! — Дима подналег на стержень, и еще больше ржавчины высыпалось им под ноги. Нижняя часть замка повисла на щупах и рухнула. Максим едва не уронил ее на железный пол, в последний момент изловчившись подставить ногу.

— Твою м-м… — взвыл он шепотом. Дима подобрал замок и пристроил его у двери, которая теперь была открыта. Из бетонного колодца дул ветерок. Оттуда пахло смолой и цементом.

Справа, за второй железной дверью, непривычно громко щелкал и завывал лифтовой механизм. Наверх вела лестница. В потолке виднелся квадратный лаз, перетянутый матовой клеенкой. На полпути стало понятно, что люк открыт. Темная клеенка оказалась лоскутом вечернего неба, который рос и рос, вытесняя мир.

Когда Дима вылез на хрустящую смоляную корку и огляделся, вокруг остался только густой воздушный купол. На полусогнутых ногах, хватаясь за стенку вентиляционной шахты, Дима подобрался к бетонной плите и торопливо сел. На крышу вышла Лиза, тоже оглушенная холодным ветром. Здесь непрерывно дул ветер. Его потоки захлестывали рот и ударяли в ноздри, заставляя жмуриться.

— Как на море, — крикнула Лиза, осторожно пробираясь вдоль стенки. Далеко внизу, перпендикулярно ветру, катилась лавина огней.

— А где Макс?

— Пошел за курткой.

— Что? Все уличные звуки на такой высоте смешивались в равномерный оглушительный рокот, среди которого изредка трубили уличные сигналы. Лиза села рядом и наклонилась к Диминому уху.

— А я не боюсь, — сказала она. — И вообще, мне уже хорошо. Спасибо. Дима открыл рот, но его перебил Максим, который тащил что-то громоздкое.

— Помогите, что ли, а? Лиза подобралась к Максу и взяла у него пальто.

— Что у тебя здесь?

— Шезлонги. Стояли в гардеробе.

— Ух ты! Божественно. Димка, иди помоги! Бокал мартини в шезлонге на берегу моря огней. Ей хотелось написать песню с таким названием. Или просто: «Берег моря огней». И бокал мартини.

— Если дальше будет так же хорошо, я здесь привыкну, — сказала Лиза.

— Я уже, — сказал Дима. Ему лень было шевелить языком. Лиза убедила его попробовать вина.

Это был первый крепкий напиток за два года, и Дима тут же опьянел.

Он развалился в шезлонге и смотрел в небо, где среди рваных весенних облаков угадывались мутные звезды.

— Лично мне идея Москвы нравится, — сказал Максим. — Человек по природе хищник… ему более свойственно рвать зубами глотки, чем жевать сено.

— Почему хищник? — спросила Лиза.

— Клыки во рту. Над городом верещали какие-то вечерние птицы. Совсем рядом, под крышей чердачной будки, топтался целый выводок голубей.

— Тогда это не для меня, — сказала Лиза. — Я не умею рвать глотки.

— И не придется. Это дело пиарщиков. Как бы эти говнюки меня не обгадили.

— Кто?

— Вон, голуби.

— А… Ну, если меня вообще примут на телевидение.

— Примут. Это же Москва. «Вот оно», — вдруг подумал Дима. Машины едут по земле. А звук — будто в небе.

— Извините, я выйду… — сказала Лиза. — Мне нужно в туалет. Она выбралась из шезлонга и прошла к выходу, Почти твердо, едва косясь на открытое пространство. Две минуты прошло в тишине.

— Макс?

— Я слушаю.

— Какие в Москве есть журналы? Или газеты?

— Гм. «Известия». «Форбс». «Ритм-н-блюз».

— О, а что это? Какая-то музыка? Мне нравится музыка.

— Поздравляю, — Максим отхлебнул мартини.

— Поможешь мне к ним попасть? Макс поперхнулся.

— С какой стати?

— Лиза сегодня спросила про запрещенные поступки. Я не сказал, но я много раз выдавал себя за другого. За журналиста.

— Да ладно.

— Честное слово.

— И… ну хорошо, и что с того?

— Теперь мне нужно им стать. Иначе получится, что я врал.

— И думаешь, тебя так запросто возьмут?

— Ну… это же Москва. В просвете между облаков мерцал реактивный самолет. Дима подобрал кусок проволоки и принялся выколачивать пыль из своей кроссовки. Максим встал и прошагал к бортику. Выглянул наружу и отшатнулся. М-да. А ведь однажды придется спрыгнуть.

— Зачем? — спросил Дима, и Макс понял, что сказал это вслух, и вдруг потерялся в одном из пьяных измерений, где уличные огни можно было читать как слова, где всё надувалось и опадало: то кисти рук росли, а голова становилась крошечной, то наоборот…

— Эй, осторожнее, — крикнул Дима, выпрыгнув из шезлонга. Он ухватил Максима за ворот пиджака и дернул прочь от борта. Макс повалился на бок, мысленно отметив, что успел изрядно напиться.