Алексей Егоренков - Земля точка небо

— Мы не ради денег… — начала Лиза.

— Вот и зря. Всегда нужно извлекать любую возможную прибыль.

Какая вам польза, — Максим кивнул. — Ладно, с Елизаветой понятно, у нее кандидатская. А ты? Дима глянул по сторонам.

— Я… мне интересно будет поговорить… ну, с тем, кто попробует. Узнать, как это было. Сравнить с тем, что вышло у меня. И какие в этом есть возможности.

— Скучно. Тоскливо. Бессмысленно, — Макс треснул по столу ладонью и поднялся. — Суть я понял. Ждите, я позвоню. И стремительно вышел, прихватив нераспечатанную бутылку. Лиза и Дима посмотрели друг на друга.

— И куда он? — спросила она. Дима снова поскреб в затылке. И вдруг беззвучно захохотал.

— Честное слово, — сказал он, выдыхая сквозь неслышный смех. — Кажется, он приведет тебе кандидатов. И не одного. Прикурив сигарету, Лиза придвинула к себе бокал.

— Черт знает что, — сказала она, качнув головой. — Даже не знаю, стоит ли это начинать.

— Ничего, — сказал Дима, опять повалившись на кушетку. — Что-то получится, и ладно. В подъезде дома, где жила Лиза, всё пропахло старыми книгами.

Стоячий воздух отдавал сукном и клейстером, будто внутри старого чемодана. Максим вынул мешавшую коробочку, изучил ее с остервенением, и убрал в задний карман брюк. Пускай не в этот раз, но презервативы могли еще пригодиться.

25 мая 2005 года

Солнце давно исчезло за кромкой города, и небо всё окислялось, меняя цвет, но вечер не торопился уступить место ночи. Макс наблюдал за ним сквозь лобовое стекло, безразлично считая мутные звезды. «Всё предсказуемо», — думал он. Всё несется по кругу. Сколько ни беги, сколько ни жди, планета движется, и с ней движешься ты сам.

И твой сложный путь, все твои метания — лишь окружность, помноженная на окружность, помноженная на другую окружность. Галактика — не хаос. Галактика это спираль, и жизнь — это спираль, и любое направление всегда приводит в единственную центральную точку, которая видна заранее и отовсюду. Щелк. Справа открылась дверь, обдав его уличным шумом и ветром, и Максим едва успел повернуть голову, как пара теплых рук обняла его затылок. Еще миг, и упрямые мягкие губы запечатали ему рот, и облако волос укрыло его от мира.

— Лизка? — промычал Макс, освободившись на секунду.

— Тихо, — шепот обжег ему щеку. Лиза пробиралась к нему напролом; она предупреждала каждое движение, сминала всякое сопротивление, которое тщился изобразить растерянный Максим. Она целовала его требовательно и беспощадно, чуть не вгрызаясь под язык, не оставляя Максу ни глотка воздуха кроме своего яростного дыхания, — и она не успокоилась, пока Максим не ответил ей. Лиза не хотела прелюдий. Едва Макс коснулся ее локтя, как она вывернулась и прижалась грудью. Лиза пробралась ему на колено, и Максим ощущал женский голод прямо сквозь одежду, сквозь грубую ткань.

— Я… в общем, не уверен, что смогу, — признался он ей через плечо.

— М… не нужно, — острый укус в шею. — Ничего не нужно, только не уходи.

— И куда, интересно, я пойду?

— Никуда, — сказала Лиза, на миг подняв голову. «Где же эти презервативы теперь?» — подумал Макс. В каком пиджаке, в каких брюках? Пальцы Лизы медленно путешествовали у него под рубашкой, царапая кожу, отстегивая пуговицу за пуговицей. В шею Максима упирался холодный женский нос. Ладно, хрен с ними. Наверняка давно истек срок годности. Ему в промежность ударил холодок.

— Эй… — едва Макс успел открыть рот, как твердая рука скользнула в его расстегнутые брюки, нашла то, что хотела получить, и заворочалась, высвобождая его наружу. Болезненно выдохнув, Максим подался назад, в мягкое кресло, откинул голову и прикрыл веки. Он чувствовал себя беспомощным и жалким, хотя его эрекция была такой сильной, что отдавалась болью где-то внутри, как мышечный спазм. Волосы Лизы разметались по его коленям. Ее обжигающий рот коснулся Макса и поглотил его, совсем не принеся облегчения. Позади с шорохом повалился мешок, набитый деньгами. Он прошуршал и шлепнулся на пол с заднего сиденья, и Максим невольно вздрогнул, лязгнув зубами. Ему было стыдно за себя, потому что Лиза старалась. Ее ласки казались чуть спонтанными и неумелыми, но она выкладывалась, насколько хватало сил. Она делала то, о чем он мечтал так долго, и то, о чем Макс не догадался помечтать. Она просила, каждым движением она умоляла его раствориться в ней. Но Максим так и остался в стороне. Противный холодок сочился из-под приборной доски и сухо щекотал ему ноздри. Кроме ветра существовала только боль и раскаленный жар вокруг нее. Больше Макс не мог ощутить ничего, как ни уговаривал себя. Как ни ругал себя. Еще миг, и это стало невыносимым.