Итак, в течение четырех лет Эленуца питала самые добрые чувства к семинаристу, а подогревало их любопытство, которое вспыхивало всякий раз, когда им доводилось встретиться или когда девушка вдруг вспоминала о нем. Но с той поры, когда она вечером в пасхальную субботу услышала, как он поет, после того, как зажгла его свечку, любопытство ее превратилось в желание быть как можно ближе к этому необыкновенному юноше. Теперь для нее стало счастьем просто побыть рядом с ним, даже не обменявшись ни словом, ни взглядом. После пасхальных праздников она почувствовала то, чего раньше никогда не чувствовала: ей вдруг стало жаль, что Василе возвращается в город, в свою семинарию. Как глубока ее вера в него, она поняла на празднике, когда Войку стал приставать к ней со своими ухаживаниями. Расставание на похоронах Глигораша, просьба прислать ей книги, лихорадочное ожидание их, мучительная тоска, завладевшая ею при известии, что приезжает претендент на ее руку, — все это так стремительно обрушилось на Эленуцу, что она не успела разобраться в своих чувствах.
Теперь же, после неудачного сватовства Крэчуна, после своего неудержимого смеха, она вдруг, словно при вспышке молнии, открыла расцветающее в ее сердце чувство нежности и поняла, что влюблена — но не в семинариста, а в свою нежность. Сказать правду, думала она все-таки о Василе, но первое, что сделала, совершив свое открытие, — привстала на цыпочки и робко поцеловала собственное отражение в зеркале! Потом, вспыхнув всем лицом, как пион, выбежала в сад, сплела себе венок и до самого вечера бродила по дорожкам.
Целую ночь она не спала, все волновалась и успокоилась, только написав весьма странное письмо, в котором во всем открылась Василе, совершенно не чувствуя ущемления своей девичьей стыдливости.
О том, что письмо ее может быть дурно истолковано семинаристом, она не думала ни секунды, а потому с великим нетерпением ожидала ответа Василе.
И семинарист не обманул ее ожиданий! Прочитав ответное письмо, домнишоара Эленуца хохотала чуть не до слез и, хохоча, повторяла все ту же фразу: «Нет, нет, лучше молчать… Я так боюсь услышать». Но на этот раз она кривила душой сама перед собою: смеялась она вовсе не над многозначительными точками, а потому, что теплыми, светлыми волнами накатывало на нее счастье. Застенчивость молодого человека послужила как бы щитом для ее свободной, ничем не стесненной радости, а ведь все могло быть по-другому, и тогда она упрекала бы себя:
— Ах, как я дурно воспитана! Влюбиться, и так безрассудно!
Эленуца получила письмо утром, а вечером уже писала ответ. Сообщение семинариста о том, что ему надлежит жениться, и в самом скором времени, всерьез ее взволновало, но она не отозвалась на него ни единой строчкой. Куда только подевались вся ее отвага и решительность. Решившись написать Василе, она не сомневалась, что он все поймет, и первое свое письмо писала довольно легко. Теперь, решившись спросить, как следует понимать его слова о женитьбе, она почувствовала, что сердце ее замкнулось, как на замок, и рука не в силах вывести ни буквы. Эленуца отложила письмо на завтра, потом еще на день, и, по мере того как день проходил за днем, сила воли ее таяла, таяла и уверенность, что она правильно поняла Василе. Но она утешала себя надеждой, что семинарист непременно пришлет другое письмо.
Каждую субботу приходили книги, а писем не было. Неподдельная сердечность, согревшая два первых письмеца, казалось, сделалась главным камнем преткновения и для юноши, и для девушки. Казалось, они смотрят друг на друга издалека и никак не осмелятся окликнуть и подойти друг к другу поближе. До этих писем они почти и не говорили между собой, в письмах же открыли неожиданно слишком многое. И теперь робели друг друга, но эта робость невинности переполняла их счастьем до самых летних каникул.
Когда они встретились в первый раз, семинарист приветствовал ее издалека и трижды поднимал шляпу, потому что ему казалось, что Эленуца не замечает его приветствия: она шла нижней дорогой под руку с Гицей и громко хохотала. На третий раз Эленуца низко склонила голову, а Гица весело взмахнул шляпой и крикнул:
— Добрый вечер, домнул семинарист, добрый вечер, кандидат в священники!
Василе не разобрал, что выкрикнул Гица. Он шел им навстречу и видел одну Эленуцу, на душе у него было тепло от кивка домнишоары Родян. Василе смотрел на Эленуцу и не узнавал ее, перед ним была не прежняя домнишоара Родян, а удивительное создание иного мира — фея, таинственная дева. Василе даже удивился, что она разговаривает.
Читать дальше