Леонид Филатов: Сукины дети

– Боря, вы с такой легкостью говорите «отсидели», – тихо вмешивается Элла Эрнестовна, – как будто Андрей Иванович отсидел ногу...

– Да вернется он, вернется! – кричит Сима. – Ничего ему не сделают! Ты слышала это интервью? И я не слышала!.. И никто не слышал!..

– Гордынский тоже слышал, – меланхолично замечает кто-то.

– Андрей Иваныч! – к столику Нанайцева пробирается помреж Тамара. – Вас срочно к директору!..

...Едва переступив дверь в кабинет директора, Андрей Иванович безошибочным чутьем старого театрального домового и еще более безошибочным чутьем старого лагерника определяет: случилось что-то неладное, и не просто неладное, а совсем скверное, что случается далеко не каждый день. Внешне вроде бы ничего не изменилось, все на своих привычных местах... Финская мебель, фестивальные призы, заграничные афиши... Гости в директорском кабинете тоже явление обычное, можно сказать, ежедневное... На столе сияют золотые коньячные рюмочки, глубокой морской зеленью мерцает тархун, но это тоже появляется здесь не только по большим праздникам... И все-таки в сердце Андрея Ивановича, как пузырьки в газировке, начинают бешено колотиться крохотные иголочки страха...

– Входите, входите, Андрей Иваныч, – голос директора бодр и приподнят, но при этом лицо почему-то почти свекольного цвета. – Знакомьтесь, товарищи: это Андрей Иваныч, наш парторг... Ну, товарищи из райкома его знают...

– И мы знаем! – с доброжелательной гримасой кивает единственная во всей компании дама. – В кино иногда выбираемся... Очень приятно видеть вас, так сказать, живьем!..

– Анна Кузьминична из горкома, – продолжает конферировать директор. – А это Юрий Михайлович... Это наш покровитель... Наш куратор... Наш, так сказать...

Тот, кого назвали Юрием Михайловичем, и в ком Андрей Иванович тотчас же угадал главного, демократично останавливает директора движением руки – это, мол, суета, дело, мол, не в титулах, есть проблемы поважнее...

– Извините, что я в таком виде! – запоздало спохватывается Андрей Иванович. – У нас ежедневные репетиции... Мне сказали – срочно, я не стал переодеваться...

– А что вы, собственно, репетируете? – Юрий Михайлович, не мигая, смотрит на Андрея Ивановича. – Насколько я понимаю, ваш главный режиссер находится в Великобритании?

– Ну, есть же и очередные режиссеры... – поспешно вмешивается директор. – Театр не может не репетировать. Люди потеряют квалификацию...

– Разумеется, без Георгия Петровича трудно, – Андрей Иванович пытается выглядеть раскованным и независимым, но под немигающим взглядом куратора у него это плохо получается. – Однако же мы пытаемся как-то существовать... И ждем его возвращения...

– А вы не ждите, – бесцветным голосом советует Юрий Михайлович. – Он не вернется. К тому же, вчера, приказом по министерству культуры он освобожден от обязанностей главного режиссера.

Андрей Иванович затравленно глянул на директора, тот смотрел в окно и вытирал шею платком...

Трое райкомовских о чем-то приглушенно переговаривались между собой... Дама из горкома заинтересованно разглядывала афишу... И только Юрий Михайлович так же в упор, не мигая, смотрел на Андрея Ивановича.

– Понятно, – механически кивнул Андрей Иванович, хотя в голове у него шумело, ничего-то ему не было понятно. – И что же теперь будет?..

– Об этом мы еще поговорим. А пока срочно соберите партком на предмет исключения Георгия Петровича из партии. Решение принято наверху, но провести его надо через первичную парторганизацию.

Перед дверью парткома застыла молчаливая группа актеров. Те же живописные лохмотья, те же размалеванные лица. Еще минута – и будет казаться, что это всего лишь цветная фотография, но нет, щелкнул дверной замок – и вся группа пришла в движение, отхлынула от двери, образовала живой коридор...

Сквозь коридор проходит начальство во главе с Юрием Михайловичем. Чувствуется, что им неуютно пробираться сквозь эту странную, разрисованную, полуголую и враждебно настроенную толпу.

Вслед за начальством появляются члены парткома. Они идут молча, гуськом, не поднимая глаз, впереди, осунувшийся и постаревший, идет Андрей Иванович. Элла Эрнестовна кидается к нему и, как сестра милосердия – раненого, принимает его на плечи.

– Ну что? – пытает одного из членов парткома Тюрин. – Кто был за, кто был против?

– Все – за! – вяло отвечает член парткома. – И попробовали бы не проголосовать...