Марсель Эме - Ящик незнакомца. Наезжающей камерой

— Ну, — спросил его Пондебуа, — так что же говорят об этом на заводе?

— Знаете, из конторы много не увидишь.

— Вы видели Шовье?

— Да. Он более в ударе, чем обычно. Мысль о сидячей забастовке его как будто завораживает.

Обед, как обычно, был очень семейным, в меру оживленным. Бернар не посмел бы даже в мыслях назвать разговор пустопорожним. Пьер расспросил об их утренней теннисной партии, затем заговорил с тещей о важном матче по регби, который должен был состояться в воскресенье в юго-западном округе. Мадам Ласкен отвечала ему с чуть меланхоличной мягкостью, присущей людям, которые носят в сердце неисцелимую рану. Пондебуа слушал в тихом бешенстве, думая о всех тех блестящих и ужасающих вещах, которые мог бы высказать среди менее ограниченных собеседников. Он опять с нежным сожалением вспомнил о Ласкене. С ним бы разговор принял совсем другой оборот.

Бернар покинул улицу Спонтини около трех, когда Мишелин пошла переодеваться в черное для посетителей, которых ждали во второй половине дня. Обычно он отправлялся в долгие одинокие прогулки за город, ужинал где-нибудь по дороге в захолустном кафе, затем возвращался пешком домой и ложился спать, как правило, не повстречавшись ни с кем из своих — мать уже спит, сестер нет дома, отец работает при свете лампы. Выйдя на улицу, он оказался в нерешительности насчет дальнейшего времяпрепровождения. Небо было грозным, а в лесу, должно быть, еще мокро после сильного ливня, прошедшего в полдень. Гуляя, он дошел до центра и, остановившись ненадолго в кафе, решил вернуться домой на рю де Мадрид и закрыться в своей комнате.

В прихожей он наткнулся на Жермен, старшую из сестер, и Мариетт, самую младшую. Они встречали подругу, девушки смеялись и нежно щебетали. Они были прелестны, элегантны, особенно Мариетт, с немного помятыми, сильно нарумяненными лицами и красивыми живыми глазами. При виде Бернара подруга возопила:

— А-а, дружище, явились наконец! Что это вы нас в последнее время как-то подло бросили, а?

— Да, ты же не в курсе, — сказала Жермен. — Ты даже не знаешь, что этот засранец теперь посещает только крупную буржуазию и промышленников. Я тебе точно говорю. Ну не смех? Но учти, надо держать ухо востро, а то и впрямь ускользнет.

Бернар весьма неохотно пошел за девушками. В салоне полдюжины гостей расположились вокруг дивана, где покоилась младшая сестра Лили. Она лежала на спине, чуть приподняв голову на подушечку. Ноги ее до пояса были укрыты пледом, образовывавшим ощутимый горб внизу живота. К осунувшемуся лицу румяна плохо приставали, а крашенные в платиновый цвет волосы, непослушные и черные у корней, придавали ей какой-то старушечий вид. Лили помахала рукой новоприбывшей:

— Ты умница, Мэг, что пришла. Я так рада.

— Бедняжка моя, — сказала Мэг, целуя ее. — Я бы уже давно пришла, если бы узнала раньше. Ну, как дела? Мордашка у тебя усталая.

— Это так долго, — пробормотала Лили. — Скорей бы все кончилось.

Кружок друзей разразился возгласами ободрения.

— Считайте, что вам повезло, — сказала зрелая дама с суровым лицом. — Вот если бы вам пришлось делать такую чистку, как мне!..

— А я? — сказала Мэг. — В первый раз, помню, из меня даже через месяц текло, как в первый день.

— У меня еще сильно течет, — заметила Лили.

Киноактер, отращивающий себе острую бородку на роль довоенного фотографа, мягко заявил тоном ложной скромности:

— За три года у моей жены было семь выкидышей с двумя вмешательствами.

Прошел восхищенный шумок. Актер рубанул воздух рукой и добавил:

— В последний раз ей резали трубы.

Бернар не присоединился к кружку и, маневрируя, направился к двери. Он был уже за пианино, когда его заметила Мэг.

— Постойте-ка, dear, куда это вы удираете? Я в конце концов разозлюсь на вас.

Она подхватила его под руку и усадила в кружок.

— Расскажите-ка мне что-нибудь, а то вы еще и рта не открыли. Вы знаете, что у меня через месяц последний экзамен? Вам плевать? Ладно. А захват заводов «Рено» вас ничуть не возбуждает?

— Я газет не читаю, — ответил Бернар.

Лили приподняла голову с подушечки и простонала:

— Какое невезение, что мне нужно лежать, я бы так хотела посмотреть! У меня было сто возможностей попасть на завод. Баге, оператор киножурнала, наверняка бы меня провел. Это, должно быть, так красиво!

— Только что, — сказала дама, которой делали чистку, — я встретила друга, который утром там был. Он рассказал мне, что в одном из цехов увидел рабочего в одной рубашке, который играл на дудочке, а вокруг сидели рабочие в простых позах и слушали его. У них были такие понимающие лица, чистые глаза! Впечатление — потрясающее. Вот бы это заснять. Особенно наезжающей камерой было бы неплохо.