Марсель Эме - Ящик незнакомца. Наезжающей камерой

Его красивое, свежее лицо, розовое, с копной хорошо расчесанных темных волос, откормленное, с тоненькими голливудскими усиками и напряженной от старания вывести низкие ноты шеей над белым накладным воротничком сверкало, как у разгневанного ангела. Грубый, рубленный ритм возбуждал его все больше. Дойдя до припева, он не смог удержаться, чтобы не повысить голос:

Он весь побледнел при мысли, что управляющий кадрами, возможно, что-то слышал. Чтобы заглушить впечатление, он кинулся к телефону и громко попросил соединить его с мадам Ласкен.

— Это вы, мама? Это Пьер. Я вам звоню… так просто…

— А я как раз собиралась тебе звонить. Мне что-то не по себе. Не знаю, что стряслось с Мишелин, но она выглядит нервной, усталой, расстроенной. По-моему, она плакала.

— Печально. Вероятно, переутомление. Бедняжка Мишелин. Вы прочли статью Джо Дюпона о вчерашнем кроссе? Очень рекомендую. Помимо всего прочего, в ней мастерски объяснено, почему команда Западного округа сбавила обороты. Над этой статьей должен поразмыслить каждый бегун на кроссдистанции.

— Прочту, — пообещала мадам Ласкен. — Но, знаете, я очень беспокоюсь о Мишелин. Если бы вы могли пораньше приехать…

— Конечно, приеду… прямо сейчас выезжаю! Скажите Мишелин, что я уже еду. Я вам привезу эту статью.

Забыв циклопа в шапокляке на самом видном месте посреди стола, он побежал в кабинет директора и сообщил дрожащим от счастья голосом:

— Мне придется уехать. Мне только что позвонили, что заболела жена.

— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил директор.

— Еще не знаю.

Прибыв на улицу Спонтини, Пьер обнаружил мадам Ласкен в волнении более сильном, чем это можно было понять из телефонного разговора. Он изобразил на лице подходящую к случаю мину.

— Какой вы молодец, что так быстро приехали. Я прямо места себе не нахожу. Она там, наверху, и из комнаты не выходит. Говорить мне ничего не хочет, а только что буквально выставила меня за дверь.

Мадам Ласкен всплакнула и, с подозрением взглянув на зятя, робко осведомилась:

— Пьер, что случилось? О, я прекрасно знаю, что вы не такой, как другие мужчины, Пьер. Но поймите, я вижу, что Мишелин так несчастна, прямо сама не своя, и упрямо молчит, я помимо воли начинаю думать… воображать себе… Ну, вы же делите с ней ложе. О, я вовсе не хочу сказать… Нет, это так, просто подумалось. Кстати, знаете, мне тут пришло в голову, не лучше ли вам разъехаться по разным комнатам? Вам бы обоим гораздо лучше спалось. Знаете, это очень широко практикуется.

В голосе мадам Ласкен звучало лукавство. Пьер не понимал смысла этих завуалированных и сдержанных вопросов. Он испытывал смутное беспокойство, хоть и не чувствовал за собой особой вины. Его смущал обширный опыт тещи в вопросах супружеской жизни. Во всяком случае мысль о том, чтобы разъехаться по разным комнатам, ему весьма понравилась, поскольку он никак не мог привыкнуть засыпать бок о бок с Мишелин. В женском теле, как бы оно ни было прекрасно, была какая-то округлость форм, внушавшая ему поначалу недоверие. Грудь в лучшем случае казалась ему разрывом некой симфонии мускулов. Нечаянно натыкаясь ночью на тело Мишелин, он всегда испытывал слегка неприятное чувство, будто бы и его телу угрожала опасность разложения.

— Я бы поместила вас в соседнюю комнату, — настаивала мадам Ласкен. — Вам там было бы очень хорошо.

— Да, возможно. Во всяком случае спешить некуда. Пусть Мишелин сама решает. Говорите, она у себя? Сейчас попробую разговорить ее.

Мишелин сидела на разобранной кровати в купальном халате, неподвижно глядя перед собой сухими глазами. Она узнала шаги мужа и, повернув к нему неприветливое лицо, спросила:

— Уже двенадцать?

— Еще нет. Я сегодня ушел чуть раньше.

Несколько смущенный прохладным приемом, он остановился посреди комнаты, не зная, оставаться или нет. Он обвел комнату взглядом, неспешно изучил обивку на стенах, мебель лимонного дерева, меха, в которых утопали ноги Мишелин, подклеенный холст над кроватью, изображавший клумбу с нарциссами, портрет Ладумега на противоположной стене и, думая о заводской конторе, где ему пришлось бы томиться до двенадцати, если бы плохое настроение жены не дало удобного предлога, наслаждался этой нежной и комфортабельной роскошью. В свою очередь, он спросил ее участливо: