Тибор Фишер - Путешествие на край комнаты

Поднимаюсь обратно к себе. Шесть лестничных пролетов – пешком. Я специально выбирала квартиру на верхнем этаже в доме без лифта. Потому что тут хочешь не хочешь, а приходится заниматься зарядкой. Даже поход вниз за почтой превращается в скромную ежедневную тренировку. Готовлю завтрак и сажусь разбираться с невостребованными конвертами, предназначенными на выброс. Вообще-то их можно было бы выбрасывать сразу, а не выдерживать по две недели внизу – адресаты давно переехали, и я точно знаю, что никто из них не придет за своими письмами. Сколько лет я здесь живу, еще никто не пришел, ни разу. Так с чего бы кому-то вдруг клюкнуло припереться теперь: типа отдайте немедленно мои письма? Просто мне кажется, что любая корреспонденция заслуживает уважения, пусть даже это вполне очевидный рекламный хлам, и я оставляю все эти не нужные никому послания у входной двери, пока они не начинают меня раздражать или пока их не накапливается там столько, что я боюсь проглядеть в этой куче свои письма – где обязательно будет что-то хорошее, светлое и приятное.

Если бы у меня были новые адреса прежних жильцов, многих из которых я знаю (в смысле знаю в лицо), я, может быть, и пересылала бы им эти письма – ну, то есть если б меня вдруг загрызла совесть, – но у меня их нет. Так что вся невостребованная корреспонденция тщетно ждет своих выбывших адресатов у нас под дверью и загромождает наш пляж.

Пью кофе, вскрываю конверты. Интересно, зачем? Как говорится, оно мне надо? Да, я знаю, что это нехорошо – читать чужие письма. Но зато так увлекательно. Впрочем, первый волнительный трепет, подогреваемый легким чувством вины, очень быстро проходит, когда понимаешь, что жизнь у других людей такая же монументально унылая и небогатая событиями, как и у тебя самого, или когда это чужое письмо из банка, из отдела кредитных карточек. Сразу ясно, что ничего интересного там не будет. Но я все равно вскрываю все письма, прежде чем выбросить их на помойку. Просто чтобы удостовериться, что там нет ничего жизненно важного: скажем, истошного вопля о помощи жертвы злобного похищения, которая уже отчаялась ждать, когда за нее заплатят выкуп. И опять же, помимо надежды на что-то хорошее, светлое и приятное, есть еще и надежда на то, что тебя что-нибудь развлечет.

Первый конверт – большой, из плотной бумаги. Я немного волнуюсь, потому что внутри могут быть письма и для меня, письма с чем-то хорошим, приятным и светлым. Письмо адресовано некоему Е. Ламберту. Или некой Е. Ламберт. Я живу в этом доме уже десять лет, и никаких Е. Ламбертов здесь не было. То есть за эти последние десять лет. И никто никогда не писал Е. Ламберту на этот адрес.

В конверте – толстый цветной каталог интимных товаров. Там на первой странице написано, что ежегодно у нас в стране продается несколько миллионов подобных изделий, так что поневоле задаешься вопросом: выходит, у нас в стране все поголовно – и мужчины, и женщины, и дети дошкольного возраста – прибегают к сему незатейливому утешению в виде различных приборов и приспособлений для искусственного совокупления? Проверяю адрес на конверте. Все правильно, вплоть до последней цифирьки в индексе. Так что это не ошибка невнимательного почтальона. Неужели они рассылают свои каталоги по всем существующим адресам в надежде, что кто-нибудь да польстится на их товары (если даст себе труд вскрыть конверт)?

Второе письмо – пресс-релиз для журналиста, который съехал отсюда четыре года назад. Это исправленный вариант предыдущего пресс-релиза, который я выбросила на помойку месяца два-три-четыре назад. Насчет какого-то нового бренда ватных палочек. Что само по себе странно, потому что Митч, журналист, писал исключительно про кино – обзоры фильмов и все такое, – и потом, может быть, я чего-то не понимаю, но что значит: новый бренд ватных палочек? Что там может быть принципиально нового? И кто вообще смотрит, какой там бренд? Пресс-релиз тем не менее смотрится очень внушительно: две страницы убористым мелким шрифтом, и ничего – по существу. Просто какое-то половодье пустых словес. Признаюсь, я была в полном восторге.

По моей личной шкале раздражающих факторов Митч относился к разряду факторов раздражающих, даже очень. Однажды он выставил в коридор свой бильярдный стол, и стол простоял в коридоре несколько лет. Он никогда не помогал убирать места общего пользования, но всякий раз, когда видел, как я пытаюсь отмыть коридор и лестницу, говорил: «В следующий раз – моя очередь». Интересно, а если бы он вообще ничего не говорил, меня бы это бесило больше, меньше или так же? Наверное, все-таки меньше. Потому что он говорил это не мне, а себе. Пытался себя убедить, что он не такая уж дрянь на палочке.