Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

— Кон'я рик!-ви-зи-ру-ем! Рик!-ви-зи-ру-ется — для армии! По прик!-зу, мил-стив-ссуд-дарь! — Он подскочил и потянул на себя уздечку.

— По чьему же это приказу? — не отступал высокий и тянул уздечку в свою сторону. — Я требую!

Испуганный жеребец косил янтарным глазом и дергал головой.

— По моему прк!... казу! — ярился поручик.

— Вашему? Да я не подчиняюсь вам!

— Подчиняйтесь! Мне все должны подчиняться! Я оф-цер, милстив-ссударь!

— Извольте немедля отпустить меня! Я буду жаловаться! Рапорт подам!

— Я оф-цер, предуп-ждаю... Последствия... Пеняйте...

— Вы мародер! — сорвавшись, крикнул высокий.

Жеребец дернул головой, поручик выпустил уздечку и, не удержавшись, потерял равновесие и упал. К нему бросился фельдфебель, желая помочь подняться, но поручик оттолкнул его и, стоя на четвереньках, не целясь, выстрелил несколько раз. Револьвер прыгал в его руке. Высокий опрокинулся навзничь — он был убит. Пуля попала в переносье, кровь едва показалась и тоненькой струйкой потекла по щеке. Остальные пули угодили в лошадь. Красавец жеребец сделал «свечу», затем немыслимый прыжок в сторону и, упав, засучил ногами в агонии. Фельдфебель, приставив карабин к уху коня, добил его.

Поручик поднялся, спокойный и как будто протрезвевший.

— Убрать, — сказал он устало. — Штафирка, голос поднимает!

Фельдфебель, как эхо, повторил приказ. Два солдата за руки и за ноги подняли тело, поднесли к бордюру и, раскачав, бросили вниз. И то, что недавно было человеком, который возмущался, гневался, страдал, жил, — полетело, покатилось, как бревно, подпрыгивая, по склону, увлекая за собой мелкие и довольно большие камни.

Ксения в ужасе смотрела на происходящее. Но даже не бессмысленная смерть красавца жеребца и его строптивого, неуступчивого хозяина поразила ее, а та спокойная будничность, с которой отнеслись к случившемуся все окружающие в тот момент пьяного офицера: фельдфебель, солдаты и все стоявшие в очереди на «проверку документов», придуманную — теперь Ксения была в этом уверена — негодяем поручиком. Среди двух сотен людей не нашлось ни одного человека, который посмел бы вмешаться, схватил бы хулигана за руку. Ей захотелось закричать, сделать что-то, показать всем, что она не боится пьяного человечка, которого боятся все только потому, что он вооружен. Жаль, она одна. Нет рядом ни Виктора, ни Андрея: они офицеры — один полковник, другой капитан, — они могли бы приказать и даже арестовать этого Поручика...

— Следующего давай! — трезвея, приказал поручик фельдфебелю.

Тот призывно махнул рукой, подъехала арба. Татарин хотел было упасть в ноги, но поручик знаком показал удержать его и, сморщившись от отвращения, сказал с угрозой:

— Документ, Ахмедка!

И пока татарин, дрожа и низко кланяясь, разматывал красную тряпицу и доставал какие-то бумаги, а поручик делал вид, что изучает их, фельдфебель и те двое солдат, которые выбрасывали с дороги тело, споро и привычно обыскивали арбу — ощупывали груз, развязывали и кололи штыками мешки, одни снимали и оттаскивали в сторону — как только что убитого, — другие мешки отставляли, третьи, с зерном, без интереса, чтоб только досадить хозяину, высыпали тут же на землю. Татарин бросал то на них, то на поручика быстрые отчаянные взгляды.

— Плохой бумага, Ахмедка, — сказал наконец поручик. — Яман.

— Зачим яман? Яхши бумага, господин! — обреченно крикнул татарин и рухнул на колени. — Не губи, господин. Ты добрый, большой начальник. Моя Шамиль — сапсем маленький! Пылинка в твоем свете, господин. Не надо убивай Шамиль!

— Деньги давай, будет тебе новая бумага, — посоветовал фельдфебель. — Есть деньги?

«Боже мой, — подумала со все возрастающим страхом Ксения. — Это же не наши, это бандиты, а коротышка поручик — их атаман». И тут впервые ей пришла в голову мысль, от которой она напряглась, покрылась испариной: Ксения вспомнила, что забыла взять паспорт, он остался в перламутровом ларце деда, и у нее не было с собой вообще никаких документов. Она незаметно отступила дальше и дальше — на нее никто, по счастью, как ей показалось, не обратил внимания — и кинулась по дороге назад, к возку старого Максима, чтобы перерыть саквояж и убедиться в своей забывчивости: ведь когда дойдет ее очередь и поручик потребует ее документ, он обнаружит, что у нее нет «бумаги», и убьет ее ни за что, так же спокойно и безжалостно, как только что убил высокого в бешмете и его лошадь. Ксения все убыстряла шаг, она почти бежала.