Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

В нем бурно заиграла плоть. Тогда-то он впервые вломился однажды в узенькую, со скошенным потолком, подчердачную комнатку Арины и грубо овладел ею. И потом, дождавшись, пока заснет дом, неизменно приходил к ней — чистой, пышнотелой, с бело-голубой бархатистой кожей, и, сорвав одеяло, валился ей на большую грудь, пахнущую молоком. Арина молча и покорно принимала его ласки, и эта покорность, как ни странно, лишь усиливала его постоянное желание. Иногда он оставался у нее, засыпал, усталый, с неясным чувством гадливости по отношению к самому себе. С рассветом Арина будила его одной и той же фразой: «Идите уж, барин. Утро. Светает уже, не спят».

Николай Вадимович действовал как опытный конспиратор. Он был уверен: о его отношениях с кормилицей никто не догадывается. И ошибался. Ксения и во второй раз стала свидетелем его позора. Однажды она проснулась, мучимая неясными ночными кошмарами, и, поднявшись наверх к Арине, чтобы та защитила ее от дурного сна, увидела в ее кровати отца и полные муки глаза кормилицы. Ей показалось, страшный ее сон продолжается. Захотелось закричать от ужаса, от чудовищной нереальности происходящего. Обливаясь слезами, Ксения вернулась в свою спальню и просидела до утра возле окна, шепча слова молитв, призывающих доброго боженьку спасти Арину и покарать отца. Ксения не подала виду, что ей известна позорная тайна, у нее оказался твердый характер матери. Но именно тогда и началось отчуждение, которое с годами переросло в плохо скрываемую неприязнь к отцу...

...Из Симферополя Белопольский выехал в прескверном настроении. Погода неблагоприятствовала: серое небо сидело на голове, вскоре полил дождь, задул холодный северо-восточный ветер. Шарабан, в которой отправился в путешествие Николай Вадимович, продувало насквозь. Белопольский нарочно не снарядил автомобиля: приметно, а на дороге, особо в районе Бахчисарая, бродят шайки самой разной ориентации, грабят, убивают. Он не считал себя робким или трусливым. Случалось — в той, прошлой молодой жизни — и на волков, и на медведя охотился. Раз, помнится, грудь о грудь сошелся с косолапым и не потерял присутствия духа. Да и в войну приходилось проверять себя не однажды. Бог миловал, но и сам он не плошал, труса не праздновал, никто не упрекнет. А нынче почему- то нервничал, сердился, что охраны не дали, дважды перекладывал из кармана бекеши за пазуху револьвер.

Да что там бандиты?! Он ведь и Слащева, во власти которого оказался, не испугался! Встречи с Врангелем, напротив, казались совершенно безопасными: барон был светский человек и оставался им на посту правителя Юга России. Николай Вадимович, выбранный в комиссию по земельному закону, поначалу был очарован новым главнокомандующим. Считал, с полной серьезностью разумеется, что у кормила власти встал наконец нужный «белому делу» человек, обладающий качествами, необходимыми для крупного политика. Врангель начал с того, что решительно отверг деникинскую стратегию во всем. Это импонировало левым кругам, группирующимся в Симферополе. Врангель, приезжал в Симферополь «на беседы» — сильный и волевой человек, рожденный вождем. Торопливо ловил мысли собеседников, с интересом, как думалось, встречал каждую новую идею, направленную на укрепление власти, соглашался на всевозможные комиссии, охотно отвечал на вопросы левой печати, клялся, что вся его деятельность будет направлена на укрепление законности и правопорядка в Крыму, а затем и в России (свою роль и место в этой будущей России он камуфлировал всеми способами).

Постепенно князь Белопольский стал приходить по отношению к Врангелю к иным выводам. Новый правитель «держал власть» без собственной программы, без глубоких мыслей, надеясь лишь на интуицию, которая помогала ему намечать ближайшую цель. А средства? Средства он избирал любые. Отношение Белопольского к Врангелю стало меняться. Этому способствовало и то обстоятельство, что Врангель вскоре был провозглашен диктатором (а при нем совет из пяти назначенных им начальников управлений), обещания восстановить земское самоуправление так и остались обещаниями, а комиссия по земельному закону, прозаседав и в Симферополе, и в Ялте, провозгласила было в Севастополе проект реформы, исполнение которой отодвинули, однако, на неопределенный срок. Врангель не годился, по твердому уже убеждению Белопольского, на роль вождя. Она оказалась ему явно не по силам. Врангель оставался лишь ротмистром кавалергардского его величества полка..