Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

— Они благополучно окончились. Меня более уж ничто не держит.

— Рад, что благополучно. Имею ли я, однако, право узнать: какие, собственно, дела?

— Обычные торговые операции, отец. Ничего сверхъестественного. А почему тебя это вдруг заинтересовало? Ты всегда был равнодушен к тому, что я делал и делаю.

— Вероятно, появились основания. Обстановка архинапряженная, и тут, на пятачке русской земли, выявляются и подвергаются испытанию нравственные качества каждого человека. При катаклизмах легко обнаруживаются и негодяи, и мздоимцы — одним словом, человеческий мусор.

— Не понимаю, о чем ты? Обо мне? — холодно пожал плечами сын. — Объяснись.

— К имени твоему... То есть к нашей фамилии здесь, в Севастополе... — Виталий Николаевич беспокойно заметался в кресле. — Я же не слепой, не глухой! Вокруг имени твоего, Леонид, ходят слухи, порочащие... Я далек от твоих дел — да! Но ты мой сын. И хочешь теперь, чтобы судьбы наши соединились. Ты предлагаешь мне отъезд, эвакуацию, бегство, жизнь на чужбине, в изгнании. Так? Но я должен знать, должен! Кто ты, Леонид Витальевич? Кем стал? Каково твое credo, бывший адвокат Шабеко? Полная откровенность. Иначе наши пути расходятся. Dixi!

— Прежде чем защищаться, я должен знать, отец, в чем меня обвиняют. Кто? И какие к тому доказательства?

— Но мы не на процессе, мой дорогой! У нас должен быть откровенный, доверительный разговор.

— Тем более, — сдерживаясь, ответил Леонид и подумал: «Блаженный. Да он мхом порос в крымских лесах. Разве ему что объяснишь? Зряшная затея...» Но вспыхнувшее сострадание к этому маленькому старому человечку, утонувшему в кресле, вновь сдержало его, и он добавил как можно мягче и почтительней: — Я готов ответить на любой твой вопрос, отец. — И повторил многозначительно: — На любой.

— Одна из газет, не помню уж и какая, упоминала твое имя в связи с некими, как там выражались, крупными аферами с царским флотом, продажей кораблей.

— Обычное газетное преувеличение, отец. Дело идет лишь о металлоломе. Должен тебе заметить: я всего представитель одного из банковских заграничных домов. Дом солидный, но я, как ты понимаешь, не самый главный представитель, мои полномочия весьма скромны. Мне приказали покупать лом, я выполняю приказания. Такова уж моя работа, отец. Если я буду плохо работать, меня заменят другим агентом.

— Ты излагаешь бесспорные положения, Леонид. Но ты, как говорят, один из ближайших помощников Кривошеина. Это плохо согласуется с твоим определением «агент».

— Я же не виноват, что Кривошеин для них тоже агент, — увидев ироническую улыбку на лице Щабеко-старшего, Леонид трижды нажал кнопку звонка под люстрой. Незамедлительно появилась домоправительница, рекомендованная хозяином дома вместе с лучшей квартирой, занимающей целый этаж. Домоправительница была высока, статна и очень напоминала васнецовских красавиц крестьянок. Она выжидательно остановилась на пороге, спокойно поглядывая из-под соболиных бровей огромными серыми глазами. — Прошу вас, Екатерина Мироновна, — ласково сказал Леонид Витальевич, — распорядитесь, пожалуйста, насчет ужина.

Домоправительница уплыла, точно королева. Мужчины проводили ее восхищенными взглядами.

— Умеешь ты устраиваться, Леонид, — сказал с осуждением старший. — Ума не приложу, когда к тебе пришло это умение. В гимназии и университете, помнится, тебя отличал крайний интерес к чисто научным дисциплинам. Я надеялся, это твой путь. Особенно по получении степени кандидата права... Ну, думал, станет хорошим адвокатом. Не Плевако, так Шабеко, — грустно пошутил он. — Я, конечно, виновен и перед тобой, и перед Святославом — мир праху его!.. Я мало занимался вами, вот и не уследил, когда вы оба переменились. Когда?

— Это произошло тогда, когда я пошел юрисконсультом в земельный банк, отец. Там я сразу забыл науку. Иные интересы стали занимать меня.

Миловидная горничная в крахмальном фартуке и белой стоячей кружевной наколке — как в прежние времена — вкатила столик с едой и шампанским в серебряном ведерке. Расторопно взмахнула чистой, хрустящей скатертью, принялась споро сервировать стол под руководством красавицы домоправительницы, дирижирующей молча, одними глазами.

— На три куверта, Маруся, — заметил Леонид Витальевич, придирчиво следящий за действиями горничной. И пояснил, перехватив удивленный взгляд отца: — Для Екатерины Мироновны. Дело в том, что у нас сегодня не обычный ужин, — продолжил Леонид Витальевич со значением. — Он многое должен... ну, изменить, что ли. И я многого жду от него, во всяком случае. Вечер решений, одним словом.