Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Виталий Николаевич Шабеко передал ставшую очень популярной в те дни историю: великий князь Николай Николаевич младший, дядя царя и бывший главнокомандующий русской армии, отказался принимать немцев в своем имении «Дюльбер» в Кореизе и отверг их предложение о выделении ему охраны, предпочитая русскую охрану, которую ему все же разрешили сформировать. «Судя по всему, — прокомментировал новость Шабеко, — великий князь в конце концов решил по-настоящему повоевать с немцами».

Вместе с немцами появился и гетман Скоропадский и самостийники. Потом опять большевики. Потом добровольцы и союзники. Единая и неделимая Россия трещала по всем швам на севере, западе и востоке. Добровольцы наступали и отступали. В Крым стекалась сановная Россия — сенаторы, генералы, фрейлины, промышленники, банковские тузы, бывшие жандармы...

Неожиданно в Крыму собрались все члены семейства князей Белопольских.

Первым объявился отец Ксении, Николай Вадимович. О нем заговорили газеты. Бывший статский советник, камергер, утративший монархические идеалы еще до Февральской революции и ставший октябристом, оказался теперь среди руководителей Таврической губернской земской управы, играл налево и направо, пользовался определенным весом и в важных деловых кругах. Севастопольская газета объявила однажды: либерала князя Белопольского поддерживают французы, им очень импонирует «этот убежденный республиканец». В период наступления Деникина Николай Вадимович часто приезжал на дачу, взахлеб рассказывал о военных победах Май-Маевского, конницы Мамонтова и Шкуро, комментировал политические новости, строил планы скорейшей реставрации России (широкий парламентаризм, учредительное собрание, свободы и всеобщее благоденствие — естественно, после окончательного разгрома немцев). Советовал немедля перебираться к нему в Симферополь, под охрану закона и надежных штыков.

Дед, отправившийся в крымские столицы «на рекогносцировку», возвратился усталым, раздраженным и раздосадованным.

— Политиканы, — презрительно сказал он Виталию Николаевичу Шабеко. — Играют в войну, в солдатиков. Строят из себя вождей, неучи.

В тот вечер старики впервые изменили своему уговору и заговорили о политике.

— В сущности, вся история России — цепь больших и малых случайностей, — горько улыбнулся историк. — Трагических и комических, всегда неотделимых друг от друга. Пожалуй, началось все еще с Петра, с его закона о престолонаследии. Государь получал право назначать преемника по своей воле. Это и стало источником честолюбивых замыслов придворных, заговоров, кровавых войн. Вспомните, кто только не сиживал на нашем престоле: все эти голштинцы, вюртембержцы и прочие. Дамы в мундирах, со шпагами в руках, нищие и безземельные вчера, ставшие вдруг хозяйками огромной империи: безвольные мужчины, не готовые к принятию скипетра, не знающие языка и презирающие все русское...

— Однако русский народ, его интересы, — пытался возразить старый князь, — интересы великой империи и ее престиж, в конце концов... Интересы дворянства русского, согласитесь...

— Ах, князь, оставьте, пожалуйста! — перебивал его Шабеко. — Вспомните восемнадцатый век, дворцовые перевороты, совершаемые гвардией, то бишь дворянством. Дворяне, осознавшие свою силу в свержении и установлении царей moto proprio — по своему убеждению, — объелись властью, получили свободы и громадные привилегии и, уже не думая о благе государства, уходили со службы, чтобы заняться хозяйством, которым они не умели и не хотели заниматься, или самоусовершенствованием, или, если быть абсолютно честным, sui generis [1] Своего рода (лат.) откровенным ничегонеделанием. Где уж тут сыскать высокие мысли о великой империи? Махание сабельками в дни противоестественных битв то с Пруссией против славянской Польши, то за, то супротив турок! Или рассеянное житье в европах — на водах, в лучших игорных домах, в обществе, кокоток-с! Еще великий Ключевский писал: «В Европе на русского дворянина смотрели как на переодетого татарина, дома — как на родившегося в России француза». В этой исторически сложившейся ненужности русского дворянина наша трагедия, милостивый государь! И если при Екатерине дворянин был еще весел и смел, потому что верил в свою власть и знал свою силу, то, как изволил выразиться тот же Ключевский, при Александре Первом дворянин начинает грустить, при Николае Первом он заскучал, а при Александре Втором уже задремал. Да-с! Отсюда и декабристы. И дворянские дочки, стреляющие в генерал-губернаторов. И даже великие князья, нацепившие в революцию красные банты! Есть и такие, что ушли к большевикам, исповедуют их идеи и стреляют в себе подобных.