Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

— Старик не лишен остроумия, — заметил Лев.

— Которого не хватает всей немецкой аристократии, — сказал Грибовский. — Во всяком случае, авторам только что вышедшей в Германии книжонки «Любовные приключения принцессы Виктории и Александра Зубова», глупой и пошлой. Супруги обратились к судебным властям с просьбой о наложении ареста на это сочинение.

— И что же?

— Я считаю, все. Дальше Саша активно начнет разорять свою престарелую супругу, а потом бросит ее. Но пока что, считайте, ему подфартило, как не многим молодым эмигрантам.

— Вот-вот на арене появятся вчерашние гимназисты, кадеты, девочки из благородных семейств — наше второе поколение. Каким станет оно? К кому примкнет, под какие знамена встанет? Вот что самое важное, — задумчиво сказал Анохин.

— Разве у них есть выбор? — спросила Ксения.

— Безусловно. Прежде всего в плане духовном. Они станут свободнее нас, раскованней. У них нет ни наших знамен, ни икон.

— Они уже лишены тех обязательств, которые вяжут нас по рукам и ногам. Ты, пожалуй, прав, Лев. А вот за кем они пойдут? Диапазон очень широк. От фашизма до коммунизма.

— Но если предположить, что они останутся вообще вне политики?

— Ты меня все более потрясаешь, Лев. Человек нигде не может остаться вне политики.

— Ты упрощаешь, Грибовский. Если наука, есть искусство. Масса сфер, где человек может быть абсолютно свободен.

— Чепуха! Вранье, обман!.. Я не верю! Свободный — это видимость. Он все равно кому-то служит. Работает на кого-то. Либо на тех, кто у власти, либо против них. Каждая стихотворная строка, пейзажик, небоскреб — все делает политику, все по заказу...

— Даже несуществующие руки Венеры?

— Представь себе! Да, и они!

— По-моему, это демагогия, Анатоль.

— Вот и вся логика твоих доказательств.

Приятели замолчали. Воцарилась пауза.

— Вы мне не нравитесь, господа, — сказала Ксения жестко. — Не обычный разговор — заседание российской Думы. Того и гляди, кулаками начнете махать. Я требую мира!

— Но он начал первый. «Демагогия, демагогия» — зачем же так. Точно на булавку наколол, чтоб, как бабочку, чтоб под стекло на стенку повесить.

— Ну, Лев... Я прошу — ты, точно, первый начал.

Оба сунули друг другу руки. Ну прямо как мальчишки.

— Давайте выпьем еще кофе, — предложила она, чтоб окончательно разрядить обстановку. — Пожалуйста, Анохин. Ну, пожалуйста. Не в службу, а в дружбу.

— Вы знаете, не могу отказать вам, Ксения Николаевна, — сказал Лев, поднимаясь.

— Ты забыл добавить «ни в чем», — подсказал Грибовский.

— Мог бы и сам сходить. Ничего бы не случилось, не рассохся бы.

— Тебе приказано, ты и ступай, — проводив его взглядом, Анатолий сказал внезапно: — Жаль мне его, Ксения.

— Жаль? Почему? — удивилась она.

— Влюблен он в вас — разве не видите?

— Не надо, Анатолий Иванович.

— Разве я не понимаю, что не надо.

— Лев — замечательный: умный, добрый. Он — ученый, и еще вернется в науку. Я и подметки его не стою!

— И никаких шансов?

— Спросите о чем-нибудь другом. Пожалуйста.

— Хорошо. А что ваша американка? Собирается уезжать? — он увидел Анохина с двумя чашками кофе и вовремя переменил тему разговора.

— У нее семь пятниц на неделе. Очередное увлечение задерживает. И ремонт де Буа идет ни шатко ни валко. А она хочет попозировать во время открытия Дома перед фотокамерами — меценатка!

— Но вы обещали мне, Ксения, нейтралитет к САСШ — как минимум. Скажите: обещаю.

— Обещаю — пока мы ищем мне работу, — грустно пошутила она.

Анохин молча поставил перед ними кофе.

— А себе? — спросил Грибовский.

— Не хочется, — ответил невинно Лев. — Столько уже выпил сегодня, сердце побаливает.

— Ох, Лев, Лев! Когда ты хоть врать научишься? — укорил приятеля Анатолий. — Скажи, денег нет — разве не поверим!

— Кредит кончился, — грустно сказал Анохин. — И должок имеется, — и спохватился, что при Ксении ему не следовало бы в этом признаваться. Смешно засуетился, взмахнул руками и вдруг начал кашлять — да так, что слезы на глазах выступили. Справившись с собой, закончил с уверенностью, тоже несколько подозрительной: — Завтра я получаю за перевод наконец. Расплатимся, станем богатыми. Не унывайте, друзья. И пейте свой кофе!

Посмотрев на часы, внезапно вскочил, стукнул себя по лбу и кинулся к выходу Грибовский, всем видом показывая, что опаздывает, что забыл нечто важное. Покровительственно похлопал по плечу толстяка, хозяйничающего за «цинком».