Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Не иначе, намекал Святосаблин на просьбу генеральши Кульчицкой, о которой в доверительную минуту рассказал Андрей другу. Приходилось в душе соглашаться с этим: прав Святосаблин, кругом виноват князь.

«Володька, Володька! — думал Андрей. — Полагал, знаю тебя. Но это в прошлом. В далеком. Тебя, сегодняшнего, я пока не понимаю. Ты совсем иной. Как бы мне хотелось хоть во что-то верить, как ты! Научиться бы этому...»

Князь Андрей три года старался лишь выжить, добыть еду, чтобы не умереть с голода, найти крышу вид головой, любую работу хоть на сутки. Еще была надежда отыскать своих обидчиков, догнать их, отомстить во что бы то ни стало. Это он считал единственно правильным и справедливым. А вот теперь постепенно, все сильнее и сильнее начинал он чувствовать, что Святосаблину удается задеть какие-то струны в его душе, смягчить ее. Постепенно все больше взять на себя роль как бы наставника, старшего в житейских человеческих отношениях. Володька оказался умудренное, спокойнее его: учил взвешивать и оценивать свои поступки. Это было удивительно. Теперь им не приходилось искать встреч друг с другом — они встречались постоянно. И Святосаблин полюбил, сдав смену, передохнув несколько часов, возвращаться в отель в часы дежурства Андрея, и они беседовали, вспоминали — день за днем — прожитое и пережитое, стараясь отделить, как говорится, злаки от плевел. Это была взаимная исповедь, в которой, по-видимому, очень нуждался каждый, и она поддерживала обоих. Но стали ли они после этого ближе друг другу, стали ли друзьями? Пожалуй, и не задумывались над этим. Не гимназисты же, не кадеты. Комбатанты, прошедшие по горящей стране, через всю ее с севера на юг, настрадавшиеся каждый по-своему, на своем крестном пути предостаточно.

Святосаблин настаивал в первый же свободный день отправиться на кладбище Сен Женевьев де Буа. Соотечественников можно было искать в определенных местах Парижа, где они встречались: в кафедральном православном храме на рю Дарю, в плохих ресторанах района Пасси, содержащихся русскими эмигрантами, в Тургеневской библиотеке и во всевозможных залах, снимаемых для проведения концертов, благотворительных вечеров, лотерей, проводимых довольно часто. Или, в конце концов, на кладбище — последнем приюте эмигрантов... Володя предложил начать именно оттуда. Он уговорил Андрея начать поиски семьи Кульчицких.

Андрей пытался протестовать: нет и одного шанса из тысячи, что они пойдут по Парижу и тут же встретят кого-либо из родных или получат нужную информацию о Кульчицких. Владимир оставался непреклонен. Захочет бог, все может случиться. Чем раньше начать поиск, тем больше вероятность добиться результатов.

И тут же, отвернувшись, сотворил молитву: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя...» Он уже неоднократно и подробно расспрашивал Андрея о генеральше Кульчицкой, ее невестке и внучках. Заставляя подробно вспоминать изображение в ладанке, интересовался, что осталось в памяти Белопольского от их лиц. Андрей искренне сожалел, что не мог ничем удовлетворить его любопытства. Все что помнил, давно рассказал другу. Вот разве что об одной из внучек упоминала — слегка хромает девочка, ножка после падения в детстве срослась у нее неправильно, а у невестки Ирины коса громадная, чуть не до полу, как говорила генеральша.

— Видишь! — ликовал Святосаблин. — Вот тебе и приметы. Это уже что-то! Стоило захотеть! Теперь нам искать не ветра в поле, а двух конкретных людей. И это уже легче.

— Да, да, — согласился Андрей, не скрывая усмешки. — У меня и сестра была красавица. А красавица Ирина, небось, состарилась, остригла косу и вообще осталась у большевиков. Хромающая девочка превратилась в девушку и носит только длинные платья. Такая пройдет в метре от тебя — не узнаешь. А фамилию давно поменяла: русские красавицы ныне в особой моде, особенно среди крупных французских дельцов, литераторов и художников. Взяли замуж и фамилию свою отдали: мадам Ирэн Карнэ или мадам Ирэн Дубуа. Мадам Уэллс, мадам Роллан, мадам Даля. Но все равно, дружище! Благодарю за сочувствие, содействие и оптимизм. За то, что пристыдил меня.

— Ты ведь клятву давал, Андрей. Без принуждения, по своей воле. Помни об этом... Ищи — и своих, и Кульчицких, где бы ты не оказался, куда не забросила бы тебя судьба. Семья твоя... Тут я вообще ни сердцем, ни умом тебя не понимаю. Отец, дед, брат, сестра единоутробные. Как можно?! Русские люди всегда отличались крепостью семьи, рода. Традиционной сыновней и братской привязанностью.