Кристофер Мур - Венецианский аспид

– Явились? Кто? Люди дожа? Солдаты?

– Да не, дож злодея мелкого бросил, что шипастую какашку, как только королева Британии зачахла. Купцы какие-то пришли. В шелках все тонких. Молодые господа, втроем были, два кругленьких да обтерханных, а один высокий весь, гладкий такой. Сказали, что мелкий большому билет взял до Марселя, там, дескать, и встретятся.

– Но ушел с ними он по доброй воле?

– Довольный весь был, как рыба в воде, все твердил, что лепшего кореша своего скоро увидит, Кармана тоись, а обезьянка на плече у него все верещала.

– А вещи дурака в комнате его остались?

– Не, купцы все с собой унесли, сказали – в Марсель отправят, с тупицей.

– Благодарю вас, синьора. Вы оказали помощь моему господину, который дурака разыскивает.

– Вам, жидам на Ла Джудекке в роскоши-то, и во сне не примстится, с какой швалью нам тут, в настоящей Венеции, мириться приходится.

– А сами вы на Ла Джудекке небось не были, а?

– Христианка я, как полагается, – ответила она, как будто се и был ответ. – Только слыхала я, вы там в деньгах своих катаетесь, как сыр в масле, и хохочете притом, как полоумные. И еще мне говорили, что ни крошки доброй пармской ветчины на всем острове там днем с огнем не сыщешь.

– Ну, про ветчину, пожалуй, правда. – Я бросил ей монетку. – Это от мелкого дурака. Вам за хлопоты.

И я пошел прочь.

– Но это ж золотой дукат, – сказала она мне вслед.

– Вестимо.

– Я столько и за два месяца не заработаю.

– Быть может, вы недооценивали этого Кармана.

Монету она сунула куда-то себе в юбки, после чего нырнула обратно во дворик и закрыла тяжелую калитку, пока никто не заметил, как блеснуло ее золото. (Я вор вышколенный. Не стоит ожидать, что я поплыву в лодке, полной золота, и оставлю ее непощипанной. Один дукат. Что такое один дукат?)

Неужели они убили Харчка и Пижона? Наверняка ж, утопи они их, старуха бы об этом прослышала. Тьма уже сгустилась, ночь безветренная, и Венеция, казалось, обернулась мощенной черным стеклом; случайный фонарь, факел или свеча отражались в каналах дальними окнами в преисподнюю, а месяц отбрасывал на воду серебряные серпы – там, где мог проскользнуть между зданий.

Я пробирался по булыжным дорожкам и узким мостикам от своей прежней квартиры на Большом канале, затем – по широкому променаду, шедшему вдоль него, мимо дворцов и закрытых будок Риальто, к Веронике. Ее заведение располагалось у канала поуже, на открытой рыночной площади. Синьора была куртизанкой высочайшего разбора – флорентийка, говорили, развлекает церковную и торговую знать на роскошных верхних этажах пятиэтажного особняка. Три нижних отведены были под обычный дом терпимости с роскошными портьерами, но хаживало туда богатое купечество и политическое сословие, морщившее носы от трепаных уличных прошмандовок по пути к младшим сестрам этих битых блядей, которые будут окучивать их отростки. Здесь Лоренцо Джессики должен был встретиться с друзьями из свиты Антонио.

Под мавританской аркой входа расположилась молодая рабочая блондинка, платье кроваво-красного шелка спущено до бедер, соски нарумянены и стоят по стойке «смирно», ласкаемые прохладой, коей я не ощущал в душном ночном воздухе. Лишь в Венеции бляди могут носить шелка – ткань довольно редкую, на других территориях – по карману лишь особам августейшим.

– Трахни девственницу, пять шиллингов. За шесть отправлю за край света [57], – привычно окликнула она, скучая. Арка освещалась двумя масляными факелами, но девушка помахивала еще и небольшим фонарем, как будто, чтоб отыскать ее, гондолам придется хитро рулить через ночь. – Эй, прохожий. Жидов обслуживать мне не полагается, только ночь у нас спокойная, поэтому за пять шиллингов я тебя стоймя за углом отоварю.

– По цене девственницы?

– А чего не? Сегодня за ночь уж три раза в девицах побывала.

– Ну да, старайтесь хорошенько. Лоренцо знаете? – спросил я. – Из людей Антонио Доннолы?

– Лоренцо? Низенький такой, черная бородка клинышком? Годный он, но на трах обычно шиллинга-другого не хватает, поэтому только выпить заходит. Ну да, сейчас он как раз внутри, с дружочками своими, только тебе туда в такой желтой шляпе нельзя.

– Вызовете его мне?

– Сколько дашь?

У меня от денег, выклянченных у Джессики на хлеб, осталось всего два пенни. Я протянул ей медяшки, снял шляпу и поклонился.

– Скажите ему, послание от Джессики, если будете так добры, моя госпожа.

– Буду, наверно. – Он взяла монетки и с расторопностью фокусника заставила их исчезнуть. – А ты, знаешь, не так-то плох. Бороду бы постричь да накормить тебя пару раз – и я б с тобой попробовала.