Арнольд Цвейг - Радуга

— Юношу нужно отправить в санаторий, — проворчал на прощанье врач, у которого было более мягкое сердце, чем положено врачу по нынешним временам.

И Отто действительно попал в санаторий. А в его личном деле появилась отметка о временном умопомешательстве, что раз и навсегда избавило его от строевой службы. За годы войны у него было достаточно времени усвоить разнообразнейшие знания; в середине 1917 года он был переведен вагоновожатым в Лилль и доказал на этой работе, что «тогда» у него был лишь временный припадок какой-то неведомой или, может быть, ведомой ученым болезни, и, вернувшись со всеми другими на родину, он женился на крошке Минне, которая после долгих приключений и блужданий — мы не будем их здесь касаться — поняла, что самое лучшее для нее — продолжить солидное дело фрау Альбертины Темке.

Отто в настоящее время — отец двоих детей и вагоновожатый трамвая. Иногда ночью, когда ему не спится, в памяти его всплывает вечер, когда он сыграл роль сумасшедшего. Он усмехается. Более рискованного приключения, думает он, в его жизни не было. На этот раз счастье заговорщицки подмигнуло ему, но вторично рассчитывать на такую милость не приходится.

е будем называть имени этого человека, хотя, по всей вероятности, его давно уже нет в живых. Ведь в последнее время уничтожение людей как в Европе, так и в Азии приняло особенно широкий размах; к тому же описанные в этой новелле события разыгрались «тыщу лет назад», как выразились бы причастные к ним евреи. В те годы подобный индивидуум еще представлялся загадкой, но сегодня его смело можно назвать фашистом-предтечей, и любой из наших современников поймет, о ком и о чем идет речь. В то время прежде всего возник бы вопрос о национальной принадлежности почтенного доктора (наш герой и в самом деле был врач). И зря! Читатель, я думаю, согласится с этим: ведь нации состоят из людей, а звери, которые иногда попадаются среди них, не имеют ничего общего с простым человеком-тружеником. Его земные радости и страдания глубоко безразличны представителям этой алчной и беспощадной касты, которые постигли в совершенстве одно лишь искусство: выжимать все соки из ближнего своего; они и живут плодами его трудов, не марая своих холеных господских рук и не обливаясь потом.

В первую мировую войну, начавшуюся, как известно, в 1914 году, наш герой был военным врачом и вплоть до самого Брест-Литовского мира служил верой-правдой в царской армии, чьи поражения заполнили историю тех лет. Впрочем, поражения эти сыграли злую шутку с победоносными германцами, породив у них ложные представления о боеспособности русских как таковой. Но в те дни наш герой, как и многие другие, бежал с фронта: он спешил домой, к жене и детям. В самом деле, что еще могло удерживать его, интеллигента, «барина», под «опозоренными» знаменами разбитой и взбунтовавшейся армии?

Приходилось начинать жизнь заново.

«…Все кругом рушится: на окраинах некогда великой империи, как грибы после дождя, растут новые государства, а в седом Кремле хозяйничают бывшие адвокаты, ссыльные и даже каторжники. Да будь оно все проклято! Ну ничего, подождем немного. Белые генералы еще пройдут железной метлой по Москве и Петербургу! Как это говорят немцы? Дисциплина — это полжизни! Верно! А в хаосе, бушующем на обломках великих монархий, дисциплина — единственное опасение. Только после того, как будет обезглавлена гидра мятежа и крамолы, порядочные люди вздохнут спокойно. Тогда начнется восстановление разрушенного хозяйства и нравственное обновление общества. Каждый сможет тогда заработать на хлеб насущный, содержать семью и воспитывать детей. И каждый будет трудиться не покладая рук и помнить свое место. Рабочего — к станку! Крестьянина — за плуг! Машиниста — на паровоз!»

Так думал наш герой, и в ожидании этого счастливого времени он подавал пример добросовестного исполнения «гражданских» обязанностей. Вернувшись с фронта, он возобновил врачебную практику в городке Проскурове, на Украине. В начале нашего рассказа мы застаем доктора в его кабинете. Вот он подошел к белому шкафу с инструментами и осторожно взял со стеклянной полки один из начищенных до блеска скальпелей. Одновременно он что-то вежливо и успокоительно говорит сидящей у стола пациентке, улыбаясь и внушительно шевеля подстриженными усиками, как бы в подтверждение сказанного. Доктор высок, сухопар. Его шуршащий, накрахмаленный халат отливает синевой в ярком свете морозного утра. Не раз уже ему приходило на ум, что его жизненная энергия вообще и мужская потенция в частности неминуемо угаснут в сонной атмосфере этого городка, простирающегося перед его окнами. Жалкая провинциальная дыра! Пестрые купола церквей да непросыхающая, неодолимая грязь! И лишь интерес к новинкам медицины, чтение французских романов да, пожалуй, еще холеные бачки, заостряющиеся к мочкам ушей, помогали ему сохранить чувство собственного достоинства.