Артур Хейли - Менялы

Где-то на пути мы растеряли — и вся нация, и корпорации, и отдельные люди — древнюю истину о сочетании обогащения с бережливостью, умение соблюдать равновесие между тем, что мы тратим и что приобретаем, и сохранять то, что имеем, в определенных пределах.

Неожиданно совет успокоился. Откликаясь на его настроение, Алекс тихо произнес:

— Хотелось бы мне сказать, что возможна иная тенденция, чем та, которую я описал. Тенденции начинаются с решительных действий. Так почему бы не начать действовать здесь?

В наше время долгосрочные вклады — больше, чем какой-либо другой вид финансовой деятельности, — связаны с политикой благоразумия. А нам — всей нации и отдельным людям — необходимо больше благоразумия. И достичь этого можно путем значительного увеличения объема долгосрочных вкладов. И рост долгосрочных вкладов может быть значительным… если мы возьмемся за дело и будем работать. И хотя личные долгосрочные вклады не оздоровят повсюду финансы, по крайней мере это будет большим шагом в нужном направлении.

Вот почему я убежден, что наш банк должен использовать возможность стать лидером.

Алекс сел. И буквально через несколько секунд понял, что не сказал ни слова о своих сомнениях относительно выступления Остина.

Последовало короткое молчание, которое нарушил Леонард Кингсвуд.

— Сочетание здравого смысла и правды не всегда приятно слушать. Но мне кажется, этого нельзя сказать о том, что мы только что услышали.

Филип Джоханнсен нехотя буркнул:

— Частично я с этим согласен.

— А я согласен со всем, — сказал достопочтенный Харольд. — По-моему, совет должен одобрить предоставленный нам план роста долгосрочных вкладов и увеличения числа отделений банка. Я намерен голосовать за него. И призываю остальных сделать то же.

На этот раз Роско Хейворд не проявил недовольства, хотя и сидел с застывшим лицом. Алекс сообразил, что Хейворд тоже догадался о мотивах, двигавших Харольдом Остином.

Обсуждение продолжалось ещё с четверть часа, пока Джером Паттертон не постучал молоточком, призывая к голосованию. Подавляющим большинством предложения Алекса Вандерворта были одобрены. Флойд Леберр и Роско Хейворд голосовали против.

Выходя из конференц-зала, Алекс чувствовал, что враждебность к нему не исчезла. Некоторые директора ясно давали понять, что по-прежнему не согласны с его твердой позицией по поводу «Супранэшнл». Но последний неожиданный поворот событий подбодрил его, и он уже не так пессимистично смотрел на свою дальнейшую роль в «ФМА».

Его остановил Харольд Остин:

— Алекс, когда ты займешься разработкой плана долгосрочных вкладов?

— Немедленно. — И, не желая выглядеть неблагодарным, он добавил: — Спасибо за поддержку.

Остин кивнул:

— Теперь я бы хотел прийти с несколькими людьми из моего агентства и обсудить рекламную кампанию.

— Прекрасно. На следующей неделе.

Значит, Остин подтвердил — без заминки или смущения — то, о чем догадался Алекс. «Правды ради, — подумал Алекс, — надо сказать, что „Остин эдвертайзинг“ хорошо работает и вполне может быть выбрано для проведения рекламной кампании».

Смолчав несколько минут назад, он поступился принципом. Интересно, что подумала бы Марго по поводу его отступничества.

Достопочтенный Харольд приветливо сказал:

— Скоро увидимся.

К Роско Хейворду, выходившему из конференц-зала перед Алексом, подошел одетый в форму банковский посыльный и вручил ему запечатанный конверт. Хейворд вскрыл его и достал сложенный листок. Прочитав послание, он заметно повеселел, взглянул на часы и улыбнулся. «Интересно — чему?» — подумал Алекс.

Записка была простая. Дора Каллаган, доверенная старшая секретарша Роско, сообщала, что звонила мисс Деверо и просила передать, что она в городе и хочет, чтобы он позвонил ей как можно скорее. В записке был номер телефона гостиницы и добавочный.

Хейворд узнал номер — отель «Колумбия-Хилтон». А мисс Деверо — это Эйврил.

Они дважды встречались после поездки на Багамы полтора месяца назад. Оба раза в «Колумбия-Хилтон». И каждый раз, как и в ту ночь в Нассау, когда он нажал кнопку номер семь, вызвав к себе Эйврил, она открывала ему рай, доводя до такого сексуального экстаза, о существовании которого он и не подозревал. Эйврил умела делать с мужчиной поразительные вещи; в ту первую ночь это его сначала шокировало, а потом привело в восторг. Своим умением она рождала в нем волну наслаждения за волной, пока он не закричал от счастья, употребляя слова, которые и не подозревал, что знает. Тогда Эйврил становилась ласковой, нежной, любящей и терпеливой, пока, к удивлению и восторгу Роско, в нем снова не загоралось желание.