Анетта Пент - Привыкнуть друг к другу можно и без слов это совсем не долго

Когда Руди Н. дошел с гвоздиками от вокзала до больницы, как раз ко времени посещений в отделении для рожениц, Биргит Н. уже успела причесаться и сесть, подложив под спину подушку. Сестра Дорис, или сестра Фрида, или еще какая-то из множества тех, чьих имен Биргит Н. не могла запомнить — она и не старалась, ведь когда она рожала, ее бросили в подсобке, так с какой стати она должна была запоминать чьи-то имена, — но Руди Н. помнил, ведь он привык запоминать имена, поскольку должен был обращаться к своим клиентам по имени, как бы там ни было, одна из сестер принесла Георга и передала его в руки Биргит Н. Руди Н. тут же снова встал и принес вазу для цветов и минералку без газа для жены, прошло какое-то время, пока он справился с этим, и тут оказалось, что до конца свидания осталось всего полчасика.

У него исчезла эта фиолетовая ерунда, сказал Руди.

Он спит, сказала Биргит, и оба они склонились над лицом Георга. Но Георг не спал. Под закрытыми веками глаза его медленно двигались, он прислушивался. Он видел приглушенный фиолетовый свет, который смешивался с бульканьем минералки в стакане, с громким журчанием речи, с ветром за окном, с пульсацией его крови и давлением сгиба руки, на котором лежала его голова.

Я не знаю, как быть с именем, сказал Руди.

Хочешь подержать его, спросила Биргит.

Нет-нет, он же спит, быстро ответил Руди, успею еще, у меня же вся жизнь впереди, и негромко засмеялся.

Без фиолетовой ерунды он милый, сказала Биргит, и вдруг на глаза у нее навернулись слезы, и она попыталась высморкаться одной рукой, чтобы не разбудить Георга. Слезы капали на его пальцы, выглядывавшие из белых вязаных рукавов, и ему было немного щекотно.

Ну что ты, сказал Руди, и, надеясь, что это ее утешит, добавил скорее бы ты домой вернулась, я глазунью уже видеть не могу, а Биргит заплакала еще сильнее и задрожала. Сестра Дорис, не выносившая дрожащих женщин, потому что ее мать всегда дрожала, если дочь слишком поздно приходила домой после ночной смены, принесла успокоительное и унесла Георга на кормление, ведь было уже четыре — время дневной бутылочки, если б он только открыл глазки, маленький ленивец, до свидания, господин Н., до завтра, дорогая.

Вечером, когда убрали серый хлеб и ливерную колбасу, а за окном, рассевшись на антеннах, пели дрозды, Биргит Н. ждала, хотя и знала, что совершенно бессмысленно ждать кого-то, кто пожелал бы ей спокойной ночи, разве что уборщицу, но та больше не появлялась, она была приписана к родильному залу и не заходила к родильницам. Она попыталась встать, ведь Руди принес ей тапочки, она могла бы выйти на балкон, где курили медсестры, и вдохнуть летнего воздуха, и, может быть, ей даже удалось бы увидеть Георга. Она медленно вышла в коридор. Перед каждой палатой аккуратными рядами были расставлены вазы с цветами, в воздухе висел сладкий запах, от которого у Биргит Н. сразу же закружилась голова. Она прислонилась к стене, а к ней уже спешила одна из сестер, чьих имен она не хотела запоминать, и крепко ухватила ее за плечо: вам что, не говорили, что нельзя вставать, у вас давление ниже плинтуса.

Я хотела только пойти попить, прошептала Биргит Н. и дала отвести себя обратно к кровати. Медсестра укрыла ее и с укором взглянула на две непочатых бутылки минералки, стоявших на тумбочке фрау Н.

Ночью Георг открыл глаза. Он увидел много тьмы и свет. Он пошевелил языком во рту.

Когда Георг оказался дома, все было уже готово. В его комнате стояла решетчатая кроватка, устланная голубой тканью, чтобы он не ударился головой о прутья, а прямо над ним висел махровый полумесяц, на котором можно было завести мелодию: «Спи, увидишься во сне с человеком на луне».

Он такой крошечный, сказала Биргит Н., впервые положив его в кроватку.

Ох, ну он же вырастет, возразил Руди Н. и склонился над Георгом, который медленно шевелился у изголовья, ну ладно, пойдем. Он взял Биргит Н. под локоть и повел ее в спальню, тебе надо отдохнуть.

Не знаю, сказала Биргит Н., начиная скучать, еще в больнице время для нее замедлилось, от чего мне отдыхать. Там ее почти никто не навещал, нет, Руди, конечно, приходил каждый день, один раз зашла соседка, у которой никогда не было детей, а однажды пришла мать Руди, она притащила Георгу огромный железный подъемный кран, а как только медсестра принесла ребенка, свекровь стала его довольно сильно трясти, ну давай, маленький соня, дай на тебя хоть посмотреть-то, мальчуган.