Бернар Кирини: Необычайная коллекция

Сидишь, например, в кафе, попивая пиво, и вдруг замечаешь за соседним столиком восьмилетнего пацана за стаканом анисового ликера. Расплачиваясь, он достает из бумажника крупную купюру и протягивает ее официанту с извинениями, мол, нет мелочи. На самом деле ему лет сорок или больше, как ни трудно в это поверить.

По улице расхаживают мальчишки в костюмах-тройках и с кожаными портфелями под мышкой — это банковские служащие или страховые агенты. В метро почтенные старые дамы в телах девчонок стоят в проходе, одетые, как школьницы, с наушниками в ушах, гордясь тем, что им больше не уступают место, и вновь упиваясь взглядами молодых людей.

В театре и кино звезды прошлого делают новые карьеры. Помолодев, они снимаются у популярных режиссеров в новых версиях своих прежних хитов. Этот новый жанр — «ремейк с постоянным кастингом» — быстро вошел в моду.

В школах учителя порой выглядят моложе своих учеников. Многие родители — некоторые из них тоже помолодели, — с прискорбием констатируют утрату ими авторитета. Об этом было много споров. В конце концов, правительству пришлось ограничить употребление сыворотки для некоторых профессий, в частности педагогов, полицейских и судей. Профсоюзы заявили протест, требуя для всех свободы возраста, но власти остались непреклонны. В ответ было предложено запретить сыворотку парламентариям и министрам: политика — дело серьезное, нельзя допустить, чтобы шестидесятилетние старики в обличье мальчишек вершили судьбу страны. Это предложение тоже вызвало бурную полемику и разделило политиков на два лагеря. Председатель сената, в свои восемьдесят сторонник прогресса, решил, дабы повлиять на умы, сбросить сразу семьдесят лет. В одно прекрасное утро он явился в палату в юном теле первого ученика, как ни в чем не бывало. Все сенаторы его лагеря так впечатлились, что решили последовать его примеру, и Люксембургский дворец, это святилище парламентской мудрости, походит сегодня на роскошные ясли. Дабы не обострять ситуацию, от спорного законопроекта решено было отказаться.

В некоторых семьях супруги зачастую делают противоположный выбор: жена молодеет вовсю, тогда как муж хочет заслуженного отдыха на старости лет, — реже наоборот. Так что частенько можно увидеть мужчин за пятьдесят, прогуливающихся с девушками в цвету, или зрелых женщин под ручку с зелеными юнцами. Я был на днях на званом обеде, и один гость пришел в сопровождении двух девиц лет пятнадцати. Думаете, сестры? Отнюдь: это были его жена и дочь. И никого это особо не тронуло. Определить возраст людей стало почти невозможно, и отсюда проистекают презабавные квипрокво. Как узнать, знакомясь с красоткой, четырнадцать ей лет или шестьдесят? Судьи теперь, как правило, закрывают глаза на нарушение закона, и, чтобы избежать обвинения в совращении несовершеннолетних, достаточно сослаться на неведение.

Сыворотка, заметьте, возвращает молодость телу, однако никак не влияет на продолжительность жизни. Прикованный к постели старик, став юношей, не отсрочит свой час; он просто умрет молодым и без мучений в двадцатилетнем теле. Отсюда пошла новая мода: чувствуя приближение смерти, пенсионеры принимают огромную дозу сыворотки, чтобы уйти на тот свет младенцами. Для таких стали делать крошечные гробики, которые успешно решают проблему места на кладбищах и очень веселят могильщиков.

Французы, не захотевшие помолодеть — таких все меньше, — объединились в ассоциацию «Сторонники старости». Ряды ее пополняются в основном за счет католиков, нудистов и вегетарианцев. Есть также снобы, считающие, что в этом помолодевшем мире есть некий изыск в том, чтобы жить в своем возрасте; омоложение они находят «провинциальным». В передовых кругах седые волосы и проблемы с простатой постепенно становятся must[23] Должное, непременное (англ.). . Противники сыворотки ежегодно устраивают шествия на улицах Парижа, отмечая День бабушек. Знаменитый писатель Филипп Миссиль стал их героем: в своем последнем романе «Морщины» он нарисовал будущее, в котором старики, преследуемые помолодевшими, были вынуждены укрываться под землей до тех пор, пока харизматичный лидер не призвал их к бунту.

В семейной жизни сыворотка стала главным яблоком раздора, далеко опередив политику и деньги. Моей родни это тоже коснулось: семья разделилась на фанатов молодости, которые пышут здоровьем и занимаются экстремальными видами спорта, и стариков, надменно утверждающих, что двадцать лет — не самый лучший возраст. У меня с трудом укладывается в голове, что на самом деле они ровесники. Мой дядя Ивон на последнем семейном сборище, как обычно, сделал общий снимок. Из девяти детей в первом ряду пятеро — настоящие; остальные четверо — это тетя Алиса, дядя Эрве и кузены Юбер и Ришар. Девица, которую я обнимаю за плечи во втором ряду, — вовсе не моя невеста, а тетушка Элен. Среди «закоренелых», как теперь говорят, мои родители напоминают двух учителей в окружении учеников; что же до моего деда, непримиримого противника всякой сыворотки, не происходящей из виноградной лозы, он и вовсе выглядит пришельцем из другой эпохи в своем старомодном пиджаке и с толстой тростью.