Наталья Арбузова - Продолжение следует

Я: Молчи, Гуслиана. Не бери на себя слишком много. Я хотела бы создать тебя красивой и задумчивой – верность правде не велит. Ты человек неровный, мятущийся. Живи, мучайся. Что- нибудь да получится. Талант растет из страданья.

НАДЯ-ГУСЛИАНА (не слушает, гнет свое): Они, может, и снизошли бы до меня, если б я им сказала – парни, вы гениальны. Одни просто не подходят под это определенье. А те, которые действительно способные – перед теми я робею. Глаза косят, вид жалкий. Вот такие пироги.

Я: Надя, а просто люди? они что, для тебя вовсе не существуют?

НАДЯ (в раздумье): Почему. Существуют, но для любви не подходят. Хочу равенства, а весы чуть дрогнут – и одна чашка заваливается хрен его знает куда. Равенства не бывает. И подобия тоже. Вот такая геометрия Лобачевского. Ничто ничему не равно и не подобно. Параллелей нет.

Я: Надежда, ты втягиваешь меня в нескончаемый спор. Выходит, ты несчастлива от собственных совершенств?

НАДЯ (упрямо): Выходит, так. Но я от них не откажусь. Что дано – не отнимешь.

2. Мать-перемать

Надина мать Галина вышла из дому, потому что свет погас. Май месяц, просветленная оптика сумерек – и бросается в глаза, какой темный, осклизлый у ней деревянный дом, от станции Нахабино минут пятнадцать ходьбы. Поджигали их, выживали, пытались купить участок. Не вышло. Галину подпоить ничего не стоит, но есть еще Надька – она хоть и не собственница, но прописана здесь. Приходится считаться. Дом осел, балкончик заломился набок, словно шапка набекрень. Двор весь истоптан, точно курами изрыт. А куры когда были – в девяностом! Галина оглядывается: где горит, где не горит. Если у других у всех горит – надо подсуетиться, отключить приборы, послать Толю разобраться. Если по всей улице темно – без них обойдется. Всех-то делов найти на полке свечку, пока еще видно. А если на всем свете? а? Галинин гражданский муж Анатолий уж стал рядом - со свечой, ровно в церкви. Говорит рассудительно: на той стороне горит, на нашей нет… пошли дальше ужинать. А сам медлит, глядит в чужое окно напротив, двадцать восьмой дом – там большущий телевизор. Шепчет мечтательно: НТВ… сериал начался. И весь ужас вечера без телевизора маячит перед обоими. Под телевизор обычно засыпают. Он светит всю ночь пустым синим экраном и гудит. Нейдут в дом, топчутся на крыльце с зажженной свечой. Без телевизора дом не в дом. Смотрят на новый бетонный столб. Наверху рога, как у татарина на шлеме. И путано-напутано индивидуальных проводов с автоматами. Отключится, если что. Вот тебе и что. По всей линии. А хорошо было заткнуть кусочком фотопленки старенький счетчик, чтоб не крутился. Да видно не одни они такие умные. РАО ЕС сообразило и осуществило капвложения в модернизацию. Всё знаем, все слова знаем. Спаситель наш телевизор, не оставляй нас в информационной пустыне. Мы уже одни не можем. Надька, та может, но она дома не живет. Спрашивать – на грубость нарываться. Пошли, Галя. Наливают при свече, и дольше века длится ужин, и течет давно не размороженный старенький холодильник «Бирюса».

3. Где живет Надежда

Я: Каждый охотник желает знать, где живет Надежда.

НАДЯ (парирует): Да кому я нафиг сдалась.

Я: Ты сдашься? как не так. Будешь защищаться до последней капли крови.

НАДЯ: Ни у кого подолгу не задерживаюсь. Бывает, сама уйду подобру-поздорову. Бывает, дадут чем-то подо что-то. Сейчас живу задарма у пенсионера Георгия, двухкомнатная хрущевка возле филевского парка. Квартира его покойной матери, свою роскошную отдал при разводе. Ему за шестьдесят, а далеко ли за шестьдесят – не говорит. По случайно оброненным фразам получается – здорово за шестьдесят. Человек-загадка. До сих пор запас валюты. Был шибко партийный, и сейчас еще шибко сознательный. У него какая-то болячка, гепатит «Це» или что. Так что мы врозь. Книжек у него навалом. Мне хорошо, а как ему – не знаю. В чужую шкуру не влезешь. Всё равно уходить придется. Нельзя его вечно поджаривать на медленном огне. Нечестно. Люди никогда не скажут правды по двум статьям: любовь и талант. Неравнодушен – не скажет, чтоб себя не унизить. Равнодушен – не скажет, чтоб меня не обидеть. То же самое с моими художествами. Хорошо – утаят из зависти. Плохо – утаят из жалости. Если спросишь напрямую – уклонятся от ответа. А внутренний слух не совпадает с внешним. Я своего голоса на диске не узнаю. Нужно ли кому то, что я делаю? это пропуск в тусовку или в бессмертье?

Я: Надя, мне тебя обманывать нет смысла. Это повод для твоего присутствия в богемной среде, а не путь к признанью потомками. Сейчас столько всего пишется, столько всего крутится, что и более талантливое затеряется. Интернет всё придавил. Прогресс информатики спровоцировал сход информационной лавины. Мы погребены.