Наталья Арбузова - Продолжение следует

34. Облом

Я бессознательно ждала, что ладонь молодого человека дрогнет, когда я рухну на нее всей своей тяжестью. Она не дрогнула. Словно это был каменный гость или железный дровосек. И Я ПОЛОМАЛА ПЛЕЧО В ВОЗДУХЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ МОИ СТУПНИ КОСНУЛИСЬ ШПАЛ. Как балерина при неправильной поддержке. Или как гимнастка при неквалифицированной страховке. Ноутбук стукнулся об рельс. Я благодарно кивнула юноше, и он пошел, куда ему было нужно. Стою на путях, в глазах темно. Не хватало еще, чтоб, переводя стрелку, мне защемили ногу – и сразу пустили поезд. Правая рука длинная, как у шимпанзе. Кажется, будто тыльная сторона ладони лежит на гравии. Я подобрала ноутбук, шагнула в пролом бетонной стены. Спустилась в метро и сдалась милиции.

Они меня, возлежащую за решеткой, спрашивают: Вы что, упали? – Упала. – Здесь, в метро? – Ага. (Попробуй не подтверди. Пошлют в травмпункт, а он неведомо где. Не доберусь.) – Вас что, толкнули? – Ага. – Кто? – Парень. Бритоголовый. – Составим протокол. Ваш паспорт? (Тут мне довольно ясно представилось, что сумка осталась на рельсах. Сейчас придется всё переигрывать. Я уж открыла рот, но вошел мент – вот… обронили у нас в сенях.)

35. Больничка

Как менты обо мне пеклись! отцов не надо. Отправили в новый хирургический корпус боткинской больницы. Больница рядом, на Беговой, а современный хирургический корпус вона где – в Вешняках. Примитивная боль вытеснила шок от обмана и страх одиночества. Инна, учившаяся (не доучившаяся) на факультете психологии МГУ, называет это «отработать на физическом уровне». Почитай за благо. Мне сделали рентген, наложили повязку. Дохлая тряпичная рука повисла всей тяжестью на загривке. Снаружи намазали гипсовый желоб, прихватив волосы. В палате я бросилась проверять ноутбук. Дисковод не фурычит. Выползла в коридор. Таблички «профессор такой-то», «профессор такой-то». Ординаторская. Вхожу. Парни, вы в этом шарите? Оставили недопитый чай, покопались – заработало. Уже одиннадцать (вечера). В палате смотрят телевизор. Сажусь попробовать, берет ли моя левая клешня все шифты. Берет. Скорей набираю текст, застрявший в голове. Когда я еще смогу писать правой рукой? неизвестно. Тетка с соседней кровати строго сказала: выключите, вы меня облучаете. А телевизор, блин, не облучает? На всякое чиханье не наздравствуешься. Печатаю, она бранится, повернувшись ко мне спиной, к телевизору лицом. Крещу ее - тут же замолкла. Со всех кроватей смех. Левой рукой крестила, и сама неверующая - надо же, подействовало. Великая сила символа.

Утром при обходе мне сказали: операция. Титановый штырь, двадцать пять тысяч. И я пошла звонить Стасу – на городской, с бесплатного больничного автомата. Стас примчался. Его не пускают – неприемные часы. Он за вертушкой, я за стеклом. Похоже на тюремное свиданье. Пустите меня к нему, он мне деньги принес на операцию. Ах, вы платите за операцию? у нас этого ие может быть. Но нянечка уж сует мне пухлый журнал. Там деньги – с запасом – и зарядное устройство для моего мобильника. Живем. Ложусь на левый бок, на бьющееся сердце. Неродная рука, вывалившись из гипсового желоба, плюхнулась отдельно, но тоже налево. В Севилье от ран страдать, в Кордове умирать.

Я: С тех пор, как моя Надя взяла себе имя Гуслиана, в нее подчас вселяется дух какого-то древнего рыцарского рода. Иной раз так выскажется, думаешь – откуда? Всё равно как ее отец Рудольф Карнаухов всё удивляется – откуда? А имя Рудольф откуда? Молчал бы уж в тряпочку. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Гуслиана не перестала быть Надеждой. Накануне операции в наполовину недружественной палате она пляшет чуть не вприсядку, крепко держа левой рукой правую и поет задиристо:

Подружка моя,

Что же ты наделала –

Я любила, ты отбила,

Я бы так не сделала.

На войне как на войне – враги, бинты и отчаянное веселье.

36. Никто ничего не отнял

Наде ввели местное обезболивающее в локоть и в палец Сатурна. Через четверть часа уже долбили, а она смотрела в полном сознании на экран. Чтоб потом не кричала: у меня похитили почку. Палец онемел на три месяца, зато душа спокойна: всё по-честному. Назначили на три вечера подряд слабый наркотик. Два раза вкололи, третий зажали. Под леким кайфом Надя слышала несуществующую классическую музыку. Но это с ней и просто так часто бывает. Она нащупала прямой выход в ноосферу, когда мать ее, маленькую, заперла одну дома. Смотрите: гордость моя Гуслиана спускается по лестнице на рентген через сутки после операции. Держится за воздух, точно за стекающие перила модернового особняка.