Павел Астахов - Мэр

– Способствуя созданию предприятий своей жены, – медленно, трагично читал прокурор, – оказывая необоснованное предпочтение и предоставляя незаконные преимущества, Игорь Петрович Лущенко нарушал Конституцию, которая провозглашает равенство всех перед законом. Сейчас я поясню…

– Обвинение, у вас будет еще возможность выступить с пояснениями, – вежливо, но непреклонно останавливал его, как правило, Колтунов. – Сейчас только зачитывается обвинительное заключение.

Но Джунгаров поворачивал к своей пользе даже замечания судьи.

– Ваша честь! – с видом оскорбленной богини Фемиды произносил он. – У нас процесс устный и состязательный. Жаль, что мне приходится об этом напоминать!

И каждому в зале суда становилось ясно, кто в действительности стоит не только на страже порядка, но и на переднем крае сражения за Демократию и Свободу!

Судьи, даже самые справедливые и независимые, не живут в вакууме и не питаются манной небесной. Жена Колтунова, трудившаяся в городской налоговой инспекции, часто рассказывала мужу, как много предприятий, принадлежащих жене мэра, по ее мнению, уклоняются от подачи реальной финансовой отчетности. Прокурор был прав, и мэр явно покровительствовал Алене, предоставляя «режим наибольшего благоприятствования» и прикрывая возможные претензии.

Колтунов усмехнулся. Недовольство ее деятельностью было несравнимо с критикой в адрес мэра и мэрии. Ушлая москвичка развернулась в городе, как заправская хозяйка. Лучшие земли ощетинились стройками. Погибающие советские производства: бумажное, пластиковое, шинное, спичечное – были в одночасье приватизированы и ставились на новые рельсы. Закрывались розничные рынки, а на их месте моментально вырастали легкие и быстровозводимые конструкции торговых центров. Терпеть это своеволие было тяжело.

И все-таки прокурора заносило.

«Паршивец…» – беззлобно подумал Колтунов.

– Нет-нет! – сделал он решительный жест. – Рашид Абдуллаевич, я вас прошу! Вы же знаете, закон есть закон! Ну, не предусмотрено на этой стадии пояснений и выступлений. Только чтение! Продолжайте, пожалуйста, прокурор.

Лицо Джунгарова приняло еще более оскорбленный вид, но Колтунов, спасая себя от угнетающих мыслей об истинной цене своего «Паджеро», уже погрузился в чтение судебных бюллетеней.

Привычка читать бюллетени выработалась у него за многие годы. Колтунов не любил выглядеть бледно на процессах, в которых председательствовал, а также вообще в спорах на правовые судебные темы. В судах все знали, что он помнит постановления пленумов Верховного Суда и решения Президиума наизусть, да и вообще отлично знает практику по уголовным делам за последние десять лет.

Такая подготовка появилась не вдруг. Начиная любой процесс, даже самый короткий, Колтунов прежде всего готовил пачку свеженьких документов – для загрузки в свою тренированную судейскую память. И, пока прокурор зачитывал обвинительное заключение, пока выступали ранее допрошенные на следствии свидетели, судья читал, читал и читал. А уж когда стороны схватывались на прениях – уже в финальной стадии процесса, для Колтунова открывалась возможность даже писать.

Он любил писать. Часто успевал черкнуть письмо родителям, которых никак не мог перевезти из далекого Красноярска. Мог набросать небольшую статейку в газету «Судебное обозрение» и даже сочинить пару незатейливых стишков. Особенно ему удавались простые, короткие эпиграммки.

Судья улыбнулся, поспешил скрыть улыбку, прикрыв лицо рукой, но тут же увидел быстрый, внимательный взгляд Павлова. Адвокат, похоже, бдительно следил за каждой реакцией со стороны судьи.

«Ну, держись», – мстительно подумал Колтунов и начал набрасывать свежий опус.

И тут же застрял. Финал выходил совсем уж непристойным:

«Нет, не то…» Колтунов решительно зачеркнул рифмующееся со словом «конец» неприличное слово. А затем с сожалением вздохнул и зачеркнул двустишие полностью.

Пристойной рифмы к слову «конец» в русском языке что-то не находилось.

Колтунов поморщился и снова перечеркнул написанное. Рифма откровенно хромала, да и восемь лет по такому обвинению многовато. «А может быть, так?»