Виктор Андреев: Страдания юного Зингера. Рассказы разных десятилетий

Он не слышит шума крови! Она плавно и неторопливо течет по телу, не напоминая о себе. Она устала, но человек понимает: она победила болезнь, — и ему становится легко и спокойно.

«Я — жив!» Какие это весомые, важные слова! Их можно повторять до бесконечности, и все равно они не утратят своего исконного значения.

Но губы пересохли, их почти невозможно разлепить. Если бы еще и воды хоть глоток!

Он вспоминает: вчера вечером он выпил всю воду…

Русских в этом городке — всего пятеро. Еще очень рано. Конечно же все спят: утром, когда прохладно, только тогда и можно заснуть по-настоящему.

Пить хочется — больше чем спать. Попил бы — уснул бы, словно младенец…

Он встает, кое-как одевается. Пока лежал, еще минуту назад — ощущал себя Ильей Муромцем. А сейчас — все плывет перед глазами, ноги дрожат, никак не сделать первый шаг.

Ну-ка, попробуй: шаг… еще шаг… третий… еще один… Ну вот, идешь и не падаешь!

Он заставляет себя выйти из дома.

Вспомнилась строка — вроде бы из детства: «Словно яблоня в райском саду».

Нет, не яблоня — манго!

Перед глазами, маня, дразня, смеясь, все время висит большой сочный плод. Фиолетовый, красный, желтый. Кожица треснула — и сок течет по ней. Утоляющий жажду сок. Придающий силы. Живительный.

Дразнит манговое дерево, растущее во дворе: плоды рядом, а не достать — висят высоко.

Надо поскорее дойти до манговой аллеи. Там найдется хоть один низко висящий плод…

Хорошо, что утро такое ранее: прохладно. И даже, кажется, ветерок?!

Молодой высокий африканец, поеживаясь от утреннего холода, вышел на улицу, остановился, с любопытством посмотрел на белого человека, вежливо поздоровался:

— Доброе утро! Как вы спали?

Вопрос этот звучит вроде бы и странно, но белый человек прожил здесь уже почти год и знает: вопрос о проведенной ночи — обычное приветствие. Если человек спал спокойно — значит, он здоров.

Белый человек только неопределенно махнул рукой в ответ, не остановился. Понимал: если остановится — трудно будет вновь сделать первый шаг.

Ноги — умницы: сами знают, куда идти.

Так странно: городок прежде казался шумным и пыльным, а сейчас, поутру, он — тих и мил. Стены домов мерцают белизной, и никакой тебе на них пыли.

Шаг… еще шаг… еще…

Кровь, выиграв сражение, шелестит чуть слышно и умиротворенно.

Главное: жив!

…Над головой — огромное, закрывающее весь небосвод дерево. Человек обходит его, вглядываясь в зелень; отыскивает плод, висящий пониже — так, чтобы только руку протянуть и взять.

Откуда-то появляются мальчишки. Пять-шесть. Окружают взрослого, суют ему свои светло-шоколадные ладошки; подпрыгивая, пританцовывая, кричат наперебой:

— Фоти, фоти, дьярама! Фоти, фоти, дьярама! (Здравствуйте, белый человек!)

Он для них — диковина и забава.

А белый человек протягивает руку и снимает со щедрой ветви тяжелый и мягкий плод. Королевское манго. Настоящее чудо! Самое лучшее манго на всем свете! Большое! Спелое!

Человек осторожно держит его двумя руками — только бы не уронить! — и сладкий, прохладный сок, щекоча и радуя, течет по его пальцам…

Я брел окрестностью Канкана. Совсем недавно жгучее, прозрачное солнце клонилось теперь к западу и набухало розовато-грязным пузырем. Перед глазами висела многоцветная кисея; пыль под ногами и в воздухе — бурая, красная, белая, желтая, серая. Причудливые формы термитников казались творением сюрреалистов. Огромными мертвыми змеями тянулись по земле корни деревьев-великанов. Ни муравья, ни зверя, ни птицы… Или это — пейзаж из Дантова «Ада»? И можно сказать почти по-дантовски: «И падал зной, как падает мертвец». Можно сказать. Но: кому говорить, кто услышит тебя?.. Безмолвие царило вокруг и ударами крови отдавалось в ушах.

И вдруг — над обморочной африканской землей широкой рекою полился родной русский мат.

Слуховая галлюцинация?

Навстречу мне, со стороны солнца, шел человек в летном шлеме и летной форме. Был он широколиц, скуласт и чумаз. И только когда он поравнялся со мной, я понял: это — африканец. И что еще непостижимее: пьяный африканец.

— Я поначалу принял вас за русского.

— А ты что — русский? Не очень-то похож. Разноцветный какой-то. Честное слово, всеми цветами радуги переливаешься.

— Да это я после малярии…

— A-а! На прогулку вышел. Жизни радуешься. А я вот жизни не рад. Слушай, пошли в какой-нибудь шалман, выпьем, а то здесь ведь не пьют, мне приходится все одному да одному. Но я ведь — не алкоголик, ядрен корень… Пойдем выпьем, я тебя угощаю. Не откажи. Вы, русские, это я хорошо усвоил, пить любите и умеете. И я тоже научился и полюбил… Идем!