Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник)

В остальном же все было хорошо.

Очень хотел завести кошку, но, конечно, не заводил. Думал: на месте Котлетки должна оставаться дыра, это плохо, зато честно. Бросил, значит, бросил, и никаких тебе больше кошек, никогда, вопрос закрыт.

Вполне сознавал несправедливость такого решения: одна, а то и несколько уличных бродяжек могли бы обрести в его лице заботливого хозяина, владельца просторного дома и практически безграничных запасов вкусной еды. Поэтому, случайно узнав о существовании кошачьего приюта, нуждающегося в пожертвованиях и волонтерах, сразу отправился туда, весь день с энтузиазмом занимался уборкой, перегладил всех заинтересовавшихся запахом его штанов и ботинок котов, четырежды пил кофе с хозяйкой приюта и другими добровольцами, болтал с ними обо всем на свете, как со старинными приятелями, за спиной у которых множество общих приятных воспоминаний и ни одной душераздирающей драмы. В результате, домой вернулся не просто умиротворенным, но почти счастливым. Был неописуемо доволен – не столько собственным поступком, сколько снисходительностью судьбы, подарившей ему этот замечательный день, первый из множества.

Завел традицию ездить в кошачий приют по воскресеньям, но после того, как познакомился с Илзе, к воскресеньям добавились среды – это был ее обычный выходной. Старался выбраться туда любой ценой, хотя бы на пару часов, задвинув на другие дни все дела, кроме самых неотложных. Потом, когда к встречам в приюте прибавились настоящие свидания, и еще позже, когда они стали все чаще просыпаться в одной постели, среды все равно оставались «кошачьим днем», вернее «Илзиным кошачьим днем». Они оба были чрезвычайно романтичны и считали, что мыть рука об руку кошачьи туалеты – идеальное занятие для влюбленных. Примерно как танго с шампанским в лунную ночь на морском берегу, только пользы гораздо больше. И похмелья потом нет.

…Илзе была первой, кому он рассказал про Котлетку. Всю историю, от начала до конца. На самом деле, не собирался, как-то само получилось, просто Илзе хотела погулять в Аркадии [1], а он брякнул: «Ненавижу парки», – прозвучало неожиданно грубо, пришлось объяснять. Илзе выслушала его внимательно, не перебивая, потом переспросила: «Двенадцать лет, говоришь, тебе было? Даже не знаю, кого из вас жальче», – обняла и осталась ночевать, отменив назначенную на этот вечер поездку к родителям. Нормальное поведение, сам бы на ее месте так поступил, но почему-то был потрясен. И бесконечно благодарен, словно получил наконец долгожданное помилование из Небесной Канцелярии, подписанное самой кошачьей богиней Баст.

Наверное, поэтому даже не вздрогнул, когда пару месяцев спустя, в ноябре, мать, до сих пор сдававшая их старую квартиру в аренду, пожаловалась на внезапный отъезд очередных жильцов и попросила съездить туда, убедиться, что все в порядке, принять ключи, потому что сама она на этой неделе никак не выберется, а квартиранты не могут ждать. Сразу согласился, как будто это был его собственный план.

Илзе поехать с ним не смогла. Очень об этом жалел, но одновременно понимал, что так лучше. Думал: кто знает, какая черная туча накроет меня в городе детства. На такие свидания лучше отправляться без свидетелей, особенно без любимых свидетелей, рядом с которыми рассчитываешь провести всю оставшуюся жизнь.

…Но никакая туча его не накрыла. Вообще ничего особенного не почувствовал, когда вышел из здания аэропорта. И потом, когда такси привезло его в центр города, знакомый и одновременно волнующе чужой, как будто не жил здесь никогда, а только много раз видел во сне, сразу забывал, проснувшись, и вот только теперь вспомнил, зато сразу все. Забавное ощущение.

По дороге обещал себе вечером напиться, но как-то руки не дошли. Честно говоря, просто забыл об этом намерении, вспомнил только вернувшись в гостиницу, которую забронировал на две ночи, до отъезда маминых жильцов. Смеясь, говорил Илзе по скайпу: «Это решительная победа склероза над алкоголизмом», – и она тоже смеялась. Отлично провели вечер, почти как дома, только обняться не получилось, но когда это ненадолго, вполне можно пережить. Даже интересно побыть двумя говорящими головами, у которых друг для друга нет ничего кроме слов и улыбок. И еще слов.

На следующий день пришлось заняться делами. В смысле, отправиться домой. Ну, то есть как – «домой», просто в квартиру, где прошла большая часть его детства. Нелепо называть своим домом помещение, где не живешь уже двадцать с лишним лет, и обои с тех пор сто раз переклеивали, и кафель другой, ярко-лимонный, и мебель сменили полностью, и вообще все.