— А это кто? — испуганно спросил я, увидев вдруг за пологом на кровати спящего старичка.
— А-а, муж мой! — злобно сказала дворничиха.— В летаргическом сне, восьмой год уже!
Однако, когда она скрылась на кухню, старичок открыл один глаз, хитро подмигнул мне и снова закрыл.
Я был потрясен! Неужто я был предназначен вместо него?
— Чего не жрешь-то совсем? — возвращаясь, спросила дворничиха.
— Я ем.
Растрогавшись, я быстро, как молнию, открыл перед нею душу, стал подробно рассказывать, что и как… Лицо ее приблизилось к моему… и вдруг я почувствовал, как сильные руки поднимают меня и несут.
— Э-э! — закричал я, но было поздно…
Я прожил в каретной десять дней, подружился с летаргиком, который уговаривал меня тоже погрузиться в летаргию, но, подумав, я все-таки не решился.
Через неделю я вернулся домой и решил никуда больше не уходить.
Поэтому, изливаясь перед Лехой, я знал уже, что это бессмысленно, что никуда я не денусь, да и некуда деться!
Тридцать первого августа я вернулся с работы и застал дома только дочь, жены не было.
— А где мама-то? — спросил я.
— Не знаю,— расстроенно усмехнулась Даша.— Какая-то подружка к ней заглянула, и они убежали. Сказала, что скоро вернется…
— А сколько прошло уже?
— Четыре часа.
«Та-ак! — подумал я.— А что муж с работы вернулся, ей на это наплевать».
— Баба Аля приехала! — сказала дочь.
— Как? А где же она?
— Пошла в собес.
Так! Приехала мать, что делает она два раза в год, а жены, как будто специально, нет дома, и когда она вернется…
Я долго сидел на кухне, пил чай, посматривал в зеркало на стене, отражающее улицу. На остановке скапливалась жиденькая толпа, потом в зеркало вползал длинный троллейбус и, стерев отражение очереди на остановке, уползал за другой край зеркала.
Потом показался еще троллейбус, остановился. И я увидел, как мать обходит троллейбус сзади, торопливо двигая головой влево-вправо, переходит дорогу… Спешит!
Я почувствовал, как внутри все сжалось… Хоть мать-то меня любит, торопится, почти бежит!
Я открыл дверь и, улыбаясь, стоял сбоку, ожидая… Мать быстро вышла из лифта, увидев меня, улыбнулась, чмокнула в щеку.
— Началось? — тревожно спросила она меня, устремляясь в комнату.
— Что? — удивился я.
Оказывается, спешила она на премьеру многосерийного телевизионного фильма, боясь опоздать!
Потом мы сидели с нею рядом, молча и неподвижно, глядя по телевизору многосерийку, которая, честно говоря, веселила очень мало.
— А это что за новости? — Разочарованно отвернувшись от телевизора, мать кивнула на оборванный телефонный провод.
— Ничего! — сумел бодро выговорить я.— Без телефона как-то даже спокойней.
— А! — Мать расстроенно махнула рукой.— Нельзя квартиру на вас оставить!
Ну, когда-нибудь я уж отомщу за это жене — за то, что приходится сейчас улыбаться, изображать перед матерью этакого супермена-весельчака, которому все нипочем, даже утрата телефона.
— А что Лорка, совсем, что ли, дома не бывает? — спросила, нахмурившись, мать.— Все-таки завтра первое сентября, дочь в новую школу идет, могла бы появиться хотя бы на час!
«Да,— улыбаясь, но внутри задыхаясь от ярости, думал я.— Умеет жена моя закрутить ситуацию! Первое сентября, приезд матери, вырванный телефон — не слабый наборчик!»
Резко поднявшись, мать ушла к себе в комнату, и долго ее не было. Потом она вернулась: в очках, добродушно щурясь, разглядывая какой-то помятый листок.
— Давно это, не помнишь?
— Что это?
— Да вот, на флюорографию вызывают! — озабоченно, но и не без гордости сказала она.
Улыбаясь, я обнял ее, и так мы некоторое время стояли посреди комнаты.
Потом, высвободившись, мать с озабоченным лицом направилась к себе в комнату.
Я собирал дочку в школу, с наслаждением чинил гладкие пахучие карандаши из набора «Кохинор».
Я понял вдруг, откуда это: «Все для ребеночка!» Просто притупляется с годами острота ощущений, и лихорадочно пытаешься почувствовать все с прежней силой через ребенка.
Даша легла, уснула мать. Я некоторое время прислушивался к завыванию лифта, потом заснул сам. Начался сон, который часто посещает меня при тяжелом настроении,— сон документальный, но все равно страшный. Мне снилось, как мы с женой в первый год нашей совместной жизни ездили в Ригу.
Женились мы как-то по инерции и легкомысленно и вдруг почувствовали, что сделали что-то серьезное. Веселые друзья, задушевные подруги, компании — все исчезло, как волшебство. Мы оказались совершенно в другом мире и большую часть времени — предоставленными самим себе.
Читать дальше