Игорь Афанасьев - Муравьиный Бог

Утренние часы элиты посвящались борьбе с похмельем. Была разработана целая технология, по которой пьяницы отправлялись в баньки и восстанавливались пивом, горячим свекольным отваром и небольшими дозами крепких напитков. К средине дня начинали оживать каналы связи и открывались все учреждения, но ближе к вечеру всё возвращалось на круги своя, и начиналась подготовка новой оргии.

Ану сбежал с первого же застолья и более приглашений во дворец не получал.

Он чувствовал, что теряет время впустую, что его дар Интуитивита блекнет и вянет в атмосфере полного равнодушия окружающих к собственной судьбе. Несколько раз он пытался выступить в Совете Мегалополиса и поделиться с элитой своими ощущениями от происходящего, но встретил и там удивительное раздражение со стороны, казалось бы, образованных Прагматов и Интуитивитов.

Ану был чужаком. «Ну и что, что выжил в катастрофе? Герой? Его предки не служили при дворе и на государевой службе, а его внезапное появление из регенерационного канала выглядело просто неприлично: явился — не запылился. Выскочка…» С ним вежливо здоровались при встрече и кривили вслед презрительные гримасы.

«А формисидаи ли это? — задавал он себе очередной вопрос. — Возможно, это потомки других космических цивилизаций?»

За ответами на мучившие его вопросы Ану всё чаще отправлялся в ноосферу Земли. Он не разделял высокомерного презрения Прагматов по отношению к первобытным землянам и считал, что в параллельном пространстве можно отыскать сходные проблемы и сходные решения этих проблем. Он находил замечательные сгустки информации, но не мог понять, почему эти драгоценные пласты оставались невостребованными самими землянами. Информация поступала из материального мира Земли, но движения в обратную сторону не наблюдалось.

Входить в ПЗ (Пограничную Зону) Ану опасался. Он знал, что там собираются самые острые, эмоциональные информации о Земле, что любовь и ненависть витают рядом в этом участке ноосферы, тесно переплетаясь друг с другом.

Ненавидеть он не умел, как, впрочем, и любить.

Устоями формисидаев он был приучен к тому, что любовь для мужчины — это брачный вылет и дальнейшая физическая смерть. В ближайшее время Ану не собирался в новую реинкарнацию и не планировал «сладкой смерти».

Он мечтал о прямом контакте с землянами!

По законам Мегалополиса — это было преступлением. Формисидаям воспрещались прямые контакты с другими цивилизациями, а тем более — существами из параллельного пространства. Во избежание проникновения в Информационное поле формисидаев всевозможных вирусов, парапсихологические каналы Пограничной Зоны разрешалось вскрывать только по личному распоряжению Царицы. И такого разрешения ещё никто никогда не получал.

И все-таки Ану рискнул!

В ноосферу он вошёл как обычно, пользуясь пропуском Интуитивита, но, вместо функции «Получение информации», Ану выплеснул в информационное поле сигнал «Контакт». После некоторого промедления засветилась тусклыми спиралями Пограничная Зона, и это означало, что каналы связи открыты.

Страх, азарт, ощущение новой, невероятной свободы

подстегивали Ану со всех сторон! Он собрал разбегающиеся мысли вместе и послал в паралабиринт основной принцип формисидаев: «Я мыслю, следовательно, я — существую».

Комары гнусно гудели над головой и влетали в уши.

…Бабушка умерла.

Муравьишки бежали по Женькиной руке, цеплялись за редкие волосы, падали, вновь вскакивали на свои шустрые лапки и упрямо продолжали движение к только им ведомой цели.

…Мама умерла.

Папа…

Женька сунул руку в чёрную болотную лужу и ощутил, как она мгновенно стала превращаться в замерзший бесчувственный обрубок.

«Если прыгнуть в эту яму, — спокойно рассудил Женька, — то я очень быстро стану таким же холодным. И не будет так болеть живот, и не будут катиться слезы и сопли, и никто в мире не узнает, как это больно…»

Он вытащил окаменевшую руку из воды и с удивлением увидел, что чёрные муравьишки живы и упорно цепляются за волосы лапами и челюстями.

«Зачем им это? — подумал Женька. — Все равно, ведь, конец. Я больше, сильнее, их жизнь в моих руках, захочу и сброшу их в болото. И всё равно — конец, им и мне».

Он упал на спину и увидел, как спрятавшееся на зиму солнце высветило в тёмном сибирском небе высоко летящий самолёт.

Женька закричал.

Он чувствовал, как рвутся связки в горле, как набухают в голове сосуды, переполненные кровью, как сводит, разом, мышцы живота и спины, как отчаянно расширяются лёгкие, в попытке хлебнуть глоток живительного кислорода, и как расползаются стенки его сердца.