Барбара Кингсолвер - Лакуна

«Мои красавицы, — назвала их Мария, подавшись вперед, чтобы смахнуть крупинку пепла с поношенной рубашки сына и нежно потрепать его за здоровое ухо. — Лишь красота имеет смысл».

У окна довольно светло, а вид радует глаз. На улице кипит жизнь в любой час дня и ночи — неподалеку от нашей квартиры находится центральная площадь с рынками и старинным каменным собором. Видимо, это древнейшая часть Мериды, судя по ее очарованию и внушительным фортификационным сооружениям.

Днем, когда свет заливает оштукатуренные дома на противоположной стороне дороги, можно насчитать с дюжину разных оттенков, на самом верху стены полинявших на солнце: желтый, охряный, кирпичный, кровавый, кобальтовый, бирюзовый. Национальные цвета. Запах Мексики — такая же причудливая смесь: жасмин, собачья моча, зелень кориандра, лайм. Мексика пропускает вас сквозь каменную арку в заросший деревьями дворик своего сердца, где собака писает на стену и, раздвигая занавес из жасмина, к вам спешит официант с лепешкой и тарелкой супа, источающей запах кинзы и лайма. Среди глиняных горшков вокруг фонтана кошки гоняются за ящерицами; на цветущую лозу садятся голуби и воркуют благодарственные молитвы за то, что существуют ящерицы. Неслышно дышат цветы в горшках, переросшие свои глиняные пристанища. Как мексиканские дети, они терпят молча, не жалуясь на слишком тесные прошлогодние ботинки. Камень, брошенный в ущелье, подпрыгивая, катится вниз по склону.

Здешняя жизнь дурманит, подавляет. Даже слова. Для того чтобы просто заказать завтрак, нужно произнести что-нибудь вроде toronja [207] Грейпфрут ( исп .). — три сильных слога, полных страсти и слез, струя, бьющая прямо в глаз. Это вам не беспомощное «грейпфрут» — слово, чья форма противоречит смыслу.

Господь наш Хесус сегодня нашел правильную дорогу в Чичен-Ицу. Это ли не чудо. Храм воинов, большое поле для игры в мяч, огромная пирамида под названием «Крепость». Величественные здания из известняка на поросшей травой площади молча меряют друг друга свирепыми взглядами. Все ослепительно-белое — каменные строения, неподвластные времени. Изысканные и отчужденные. То, за чем я сюда приехал, прячется от меня, затаив дыхание. Ни преступления, ни наказания не обнаруживают себя брызгами крови на стенах. В отличие от жутких ацтеков с их высовывающими язык богами святыни майя кажутся невозмутимыми. Все, что осталось от них, выглядит столь же возвышенно и изящно, как мраморные греческие храмы.

На опушке леса, окружающего площадь, мы набрели на другие медленно разрушающиеся храмы, дремлющие под зеленым одеялом из лозы. Похоже на развалины в лесу на Исла-Пиксол, возле ямы с водой на конце лакуны. Но там на камне был вырезан улыбающийся скелет. Здесь же между деревьев разбегаются врассыпную тропинки, ведущие к разным частям городских раскопок — например, к рыночной площади с резными колоннами. В тенистой роще прячется баня, чей зал из темного камня с крошечным треугольным проходом похож на утробу. Внутренний свод высокий, в форме перевернутой буквы V; по бокам проделаны круглые отверстия для пара. Быть может, история начинается здесь, в тусклом луче света, пробивающегося сквозь туман: подходящая обстановка для любовной сцены, а лучше убийства. Или политической интриги. Но вообще-то место абсолютно безобидное.

Над центральной площадью господствует громадная пирамида, величественная и героическая. Она кажется выше, чем пирамида Солнца в Теотиуакане, хотя в том, что касается героизма, память может сыграть со мной злую шутку. Мы решили, что непременно должны взобраться по огромным каменным ступеням на вершину, как много лет назад с Фридой, которая с трудом волочила больную ногу наверх. Однако миссис Браун удалось одолеть подъем, не послав к черту ни единую живую душу.

Сегодня ездили на юг через деревни, названия которых начинаются преимущественно с буквы X (произносится как «иш»). Иш-пуиль, Иш-маль. Хесус открыл нам секрет языка майя: ш-ш-ш. Это не крестик, которым помечают место на карте; это призыв к молчанию. Крестьяне по-прежнему говорят на языке майя, и кажется, будто они тайком перешептываются. Женщины на рынке склоняют друг к другу головы: «Ш-ш-ш». По обочине идут отцы и сыновья с древними мотыгами в руках и тоже договариваются втихомолку: «Ш-ш-ш».

День снова прошел в разъездах; на этот раз отправились на восток. Остановились в городке и по мощенной камнем древней дороге дошли до устья лакуны. Здесь это называется сенот — глубокая круглая яма в скале из известняка, на дне которой чистая голубая вода. В листве порскнул зимородок, прокричав пронзительно: «Бей их! Бей их!» От взгляда с отвесной скалы на воду внизу закружилась голова. Край утеса не был огорожен, чтобы никто не свалился в колодец. Или не нырнул, чтобы посмотреть, что там внутри, дьявол или море.