Барбара Кингсолвер - Лакуна

Вот вкратце новости, о которых вы спрашивали; не сказать чтобы они были хороши. Наши журналисты в основном ругают «восстание рабочих». Политика превратилась в драку подушками. В отсутствии единого лозунга («Выиграть войну!») противостоящие стороны направо и налево сыплют абсурдными заявлениями, причем делают вид, будто их слова имеют какой-то вес. Только перья летят. Газетчики набрасываются на любую тему, хотя все они одного порядка: «Четверо из пяти покупателей знают, что это лучшие маринованные огурцы». Заявление бездоказательное, но тем не менее влияет на общественное мнение. Новое развлечение — «танцуй на потеху толпе»: журналисты водят политиков как медведя на привязи. Настоящие убеждения только мешали бы. Радио — корень зла; его правило — ни секунды не молчать. Когда что-то происходит, репортеру приходится комментировать, не тратя времени на раздумья. Поверхностность и обман лучше молчания. Вы представить себе не можете, какое это оказывает влияние. Болтуны возвысились над мыслителями.

В общем, последую собственному совету и прекращу пустую болтовню. Но сперва хочу кое в чем признаться. Шесть лет назад, в тот день, когда я уезжал из Мексики, Фрида дала мне вашу копию Кодекса Ботурини. Сказала, что это подарок от вас, и я с радостью его принял. Но так и не знаю, действительно ли она спрашивала вашего разрешения или просто заявила, что книгу украли. Вот преступник и найден: повар. Прилагаю рукопись к письму и возвращаю законному владельцу. Вы, наверно, помните, как меня очаровал этот кодекс, когда вы однажды показали мне его у себя в кабинете. Я тогда подумал, что это нечто вроде Библии для бездомных скитальцев. Крошечные рисунки людей также напомнили мне порнографические комиксы, которые разглядывали мальчишки в академии; со смущением признаюсь, что ваш кодекс подействовал на меня гораздо сильнее обнаженных прелестей Салли Рэнд. И когда Фрида сунула мне в руки эти сложенные гармошкой страницы, я не смог отказаться. Разумеется, прежде чем брать, мне следовало бы поинтересоваться у нее, знаете ли вы о собственной щедрости. Но мне ужасно хотелось заполучить эту книгу, поэтому я принял подарок: жизнь показывает, что просить прощения куда легче, нежели разрешения.

Надеюсь, вы будете рады услышать, что я нашел кодексу должное применение. В моем втором романе, уже завершенном, рассказывается история пути мексиканцев на новую родину, в обетованную долину, «где орел разрывает змею» (предварительный вариант названия). И фабула, и интрига навеяны кодексом — все эти насаженные на кол отрубленные головы, враги в звериных шкурах и спускающиеся с небес орлы, несущие орудие избавления. Мне и выдумывать ничего не пришлось. Сродни тому, как я работал у вас переписчиком: нужно было лишь внимать блестящим словам и переносить их на бумагу.

Так что я в долгу перед вами, не говоря уже об авторе кодекса, который приписывают самому Уицилопочтли. Скоро я отправлю рукопись в издательство и получу чек на аванс. И если наивный бог с перьями на голове ожидает свою долю, то лучше бы ему поскорее со мной связаться.

Передавайте привет всем домашним.

С уважением,

Г. Шеперд

Сегодня отправили рукопись. Миссис Браун отнесла ее на почту. На пороге обернулась и заметила, протягивая ко мне массивный сверток в коричневой бумаге, покоившийся на ее затянутых в белые перчатки руках: «Смотрите, мистер Шеперд, маленький плот с вашими надеждами уплывает в Нью-Йорк. Вы представить себе не можете, до чего он легок».

Днем она обнаружила, что только что прошел день моего рождения. Закончив печатать роман, подшивала старые документы, метрику и прочие. Кажется, открытие задело миссис Браун за живое. «Тридцатилетие — это важно, — ворчала она. — Подумать только, а я весь день сидела тут и ни о чем не знала».

Я не сказал ей того, что на моем месте ответила бы Фрида. Что невозможно до конца узнать человека, который стоит перед тобой, — всегда недостает какого-то звена. День рождения, точно огромная невидимая пиньята, безмолвно висит над головой, пока ты в тапочках кипятишь поутру воду для кофе. Сморщенная, испещренная шрамами нога под зеленой шелковой юбкой. Оставшиеся во Франции жена и сын. Что-то, о чем никогда не слышал. Вот в чем суть истории.

Убийственные кошмары настигают даже днем; воспоминания встают перед глазами. Как можно вытравить из памяти кровь друга? Однако у других получается. Возвращаются на родину с войны, смиряются и живут дальше как ни в чем не бывало, словно это все равно что доехать до библиотеки на хейвудском автобусе. Не зная ни накатывающей паники, ни унижения, когда выбегаешь из библиотеки без книги с непокрытой головой или снова прячешься, согнувшись в три погибели, за стопками газет, глядя, как кровь растекается по кленовым половицам.